Как дело измены, как совесть тирана,Осенняя ночка черна…Черней этой ночи встаёт из туманаВидением мрачным тюрьма.Кругом часовые шагают лениво;В ночной тишине, то и знай,Как стон, раздается протяжно, тоскливо: — Слу-шáй!..Хоть плотны высокие стены ограды,Железные крепки замки,Хоть зорки и ночью тюремщиков взглядыИ всюду сверкают штыки,Хоть тихо внутри, но тюрьма — не кладбище,И ты, часовой, не плошай:Не верь тишине, берегися, дружище: — Слу-шáй!..Вот узник вверху за решеткой железнойСтоит, прислонившись к окну,И взор устремил он в глубь ночи беззвездной,Весь словно впился в тишину.Ни звука!.. Порой лишь собака зальется,Да крикнет сова невзначай,Да мерно внизу под окном раздаётся: — Слу-шáй!..«Не дни и не месяцы — долгие годыВ тюрьме осужден я страдать,А бедное сердце так жаждет свободы, —Нет, дольше не в силах я ждать!..Здесь штык или пуля — там воля святая…Эх, чёрная ночь, выручай!Будь узнику ты хоть защитой, родная!..» — Слу-шáй!..Чу!.. Шелест… Вот кто-то упал… приподнялся…И два раза щёлкнул курок…«Кто идёт?..» Тень мелькнула — и выстрел раздался,И ожил мгновенно острог.Огни замелькали, забегали люди…«Прощай, жизнь, свобода, прощай!» —Прорвалося стоном из раненой груди… — Слу-шáй!..И снова всё тихо… На небе несмелоЛуна показалась на миг.И, словно сквозь слёзы, из туч погляделаИ скрыла заплаканный лик.Внизу ж часовые шагают лениво;В ночной тишине, то и знай,Как стон, раздаётся протяжно, тоскливо: — Слу-шáй!..(1864)