Читаем Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней. 1790–1990 полностью

Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней. 1790–1990

<…> А другой? среди праздных местечек,Под огромным газетным листом,Видишь, тощий сидит человечекС озабоченным, бледным лицом,Весь исполнен тревогою страстной,По движеньям похож на лису,Стар и глух; и в руках его красныйКарандаш и очки на носу.В оны годы служил он в цензуреИ доныне привычку сберегВсё, что прежде черкал в корректуре,Отмечать: выправляет он слог,С мысли автора краски стирает.Вот он тихо промолвил: «шалишь!»Глаз его под очками играет,Как у кошки, заметившей мышь;Карандаш за привычное делоПринялся… «А позвольте узнать(Он болтун – говорите с ним смело),Что изволили вы отыскать?»– Ужасаюсь, читая журналы!Где я? где? Цепенеет мой ум!Что ни строчка – скандалы, скандалы!Вот взгляните – мой собственный кумОбличен! Моралист-проповедник,Цыц!.. Умолкни, журнальная тварь!..Он действительный статский советник,Этот чин даровал ему царь!Мало им, что они МаколеяИ Гизота в печать провели,Кровопийцу Прудона, злодеяТьера[106] выше небес вознесли,К государственной росписи смеютПрикасаться нечистой рукой!Будет время – пожнут, что посеют!(Старец грозно качнул головой.)А свобода, а земство, а гласность!(Крикнул он и очки уронил):Вот где бедствие! вот где опасностьГосударству… Не так я служил!О чинах, о свободе, о взяткахЯ словечка в печать не пускал.К сожаленью, при новых порядкахПредседатель отставку мне дал;На начальство роптать не дерзаю(Не умею – и этим горжусь),Но убей меня, если я знаю,Отчего я теперь не гожусь?Служба всю мою жизнь поглощала,Иногда до того я вникал,Что во сне благодать осеняла,И, вскочив, – я черкал и черкал!К сочинению ключ понемногу,К тайной цели его подберешь,Сходишь в церковь, помолишься богу,И опять троекратно прочтешь:Взвешен, пойман на каждом словечке,Сочинитель дрожал предо мной, —Повертится, как муха на свечке,И уйдет тихомолком домойРад-радехонек: если тетрадкуЯ, похерив, ему возвращу,А то, если б пустить по порядку…Но всего говорить не хочу!Занимаясь семь лет этим дельцем,Не напрасно я брал свой оклад(Тут сравнил он себя с земледельцем,Рвущим сорные травы из гряд).Например, Вальтер Скотт или Купер —Их на веру иной пропускал,Но и в них открывал я канупер[107](Так он вредную мысль называл).Но зато, если дельны и строгиМысли – кто их в печать проводил?Я вам мысль, что «большие налогиЛюбит русский народ», пропустил,Я статью отстоял в комитете,Что реформы раненько вводить,Что крестьяне – опасные дети,Что их грамоте рано учить!Кто, чтоб нам микроскопы купили,С представленьем к министру вошел?А то раз цензора пропустилиВместо северный, скверный орел!Только буква… Шутите вы буквой!Автор прав, чего цензор смотрел? —Освежившись холодною клюквой,Он прибавил: – А что я терпел!Не один оскорбленный писательПисьма бранные мне посылалИ грозился… (да шутишь, приятель!Меры я надлежащие брал).Мне мерещились авторов тени,Третьей ночью еще ФейербахМне приснился – был рот его в пене,Он держал свою шляпу в зубах,А в руке суковатую палку…Мне одна романистка чуть-чутьВ маскараде… но бабу-нахалкуУдержали… да, труден наш путь!Ни родства, ни знакомства, ни дружбыСовесть цензора знать не должна,Долг, во-первых, – обязанность службы!Во-вторых, сударь: дети, жена!И притом я себя так прославил,Что свихнись я – дугой бы наврядМесто новое мне предоставил,Зависть общий порок, говорят! —Тут взглянул мне в лицо старичина:Ужас, что ли, на нем он прочел,Я не знаю, какая причина,Только речь он помягче повел:– Так храня целомудрие прессы,Не всегда был, однако, я строг.Если б знали вы, как интересыЯ писателей бедных берег!Да! меня не коснутся упреки,Что я платы за труд их лишал.Оставлял я страницы и строки,Только вредную мысль исключал.Если ты написал: «равнодушноГубернатора встретил народ»,Исключу я три буквы: «ра – душно»Выйдет… что же? три буквы не в счет!Если скажешь: «в дворянских именьяхНищета ежегодно растет», —«Речь идет о сардинских владеньях» —Поясню – и статейка пройдет!Точно так: если страстную ЛизуСоблазнит русокудрый Иван,Переносится действие в Пизу —И спасен многотомный роман!Незаметные эти поправкиТак изменят и мысли, и слог,Что потом не подточишь булавки!Да, я авторов много берег!Сам я в бедности тяжкой родился,Сам имею детей, я не зверь!Дети! дети! (старик омрачился).Воздух, что ли, такой уж теперь —Утешения в собственном сынеНе имею… Кто б мог ожидать?Никакого почтенья к святыне!Спорю, спорю! не раз и ругатьПринимался, а втайне-то плачешь.Я однажды ему пригрозил:«Что ты бесишься? что ты чудачишь?В нигилисты ты, что ли, вступил?»– Нигилист – это глупое слово, —Говорит, – но когда ты под нимРазумел человека прямого,Кто не любит живиться чужим,Кто работает, истины ищет,Не без пользы старается жить,Прямо в нос негодяя освищет,А при случае рад и побить —Так пожалуй – зови нигилистом,Отчего и не так! – Каково?Что прикажете с этим артистом?Я в студенты хотел бы его,Чтобы чин получил… но едва ли…– Что чины? – говорит, – ерунда!Там таких дураков насажали,Что их слушать не стоит труда,Там я даром убью только время. —И прибавил еще сгоряча(Каково современное племя?):Там мне скажут: ты сын палача! —Тут невольно я голос возвысил,«Стой, глупец! – я ему закричал, —Я на службе себя не унизил,Добросовестно долг исполнял!»– Добросовестность милое слово, —Возразил он, – но с нею подчас… —«Что, мой друг? говори – это ново!»Сильный спор завязался у нас;Всю нелепость свою понемногуОбнаружил он ясно тогда;Между прочим, сказал: «Слава богу,Что чиновник у нас не всегдаДобросовестен»… – Вот как!.. За что жеВозрождается в сыне моем,Что всю жизнь истреблял я? о боже!.. —Старец скорбно поникнул челом.«Хорошо ли, служа, корректурыВы скрывали от ваших детей? —Я с участьем сказал: – без цензурыНачитался он, видно, статей?» —И! как можно!.. —Тут нас перервали.Старец снова газету берет…

Читаем Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней. 1790–1990 полностью

Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней. 1790–1990

Похожие книги

Все жанры