Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней. 1790–1990

<…> В недавнее время возникла шестая великая держава, называемая прессою. <…> Писания свои корреспонденты отправляют в газеты, но бабушка еще надвое сказала, увидят ли они свет, потому что существует еще седьмая великая держава, которая вообще смотрит на корреспондентов, как на лиц неблагонадежных, и допускает или прекращает их деятельность по усмотрению.

1877

Из циклов «Сатиры в прозе» и в «В среде умеренности и аккуратности, Отголоски, III (Тряпичкины-очевидцы)» (Т. 3. С. 212).

[Эзопов язык]

<…> А иносказательный рабий язык! А умение говорить между строками? <…> Рабий язык все-таки рабий язык, и ничего больше (1882. Письма к тетеньке: Т. 14. С. 402).

__________

Прежде хоть «рабьи речи» слышались, страстные «рабьи речи», иносказательные, понятные; нынче и «рабьих речей» не слыхать (1874. Помпадуры и помпадурши: Т. 8. С. 200).

__________

С одной стороны, появились аллегории, с другой – искусство понимать эти аллегории, искусство читать между строками. Создалась особенная, рабская манера писать, которая может быть названа езоповскою (1875. Неоконченные беседы: Т. 15. С. 185).

__________

<…> Помилуй, один езоповский язык чего стоит! <…>

Ежели в писаниях моих и обретается что-либо неясное, то никак уже не мысль, а разве только манера. Но и на это я могу сказать в свое оправдание следующее: моя манера писать есть манера рабья. Она состоит в том, что писатель, берясь за перо, не столько озабочен предметом предстоящей работы, сколько обдумыванием способов проведения его в среду читателей. Еще древний Езоп занимался таким обдумыванием, а за ним и множество других шло по его следам. Эта манера изложения, конечно, не весьма казиста, но она составляет оригинальную черту очень значительной части русского искусства, и я лично тут ровно не при чем. Иногда, впрочем, она и не безвыгодна, потому что, благодаря ее обязательности, писатель отыскивает такие пояснительные черты и краски, в которых, при прямом изложении предмета, не было бы надобности, но которые все-таки не без пользы врезываются в память читателя… Повторяю: это манера, несомненно, рабья, но при соответственном положении общества вполне естественная, и изобрел ее все-таки не я. А еще повторяю: оно нимало не затемняет моих намерений, а, напротив, делает их только общедоступными (1879. Круглый год: Т. 13. С. 465, 505).

__________

<…> ужели есть на свете обида более кровная, нежели нескончаемое езопство, до того вошедшее в обиход, что нередко сам езопствующий перестает сознавать себя Езопом? (1878. Похороны: Т. 12. С. 404).

__________

Везде люди настоящие слова говорят, а мы и поднесь на езоповых притчах сидим (1881. За рубежом: Т. 14. С. 164).

Эзопов язык, получивший свое название по имени древнегреческого баснописца Эзопа, жившего в VI в. до н. э., – язык иносказаний, аллюзий и аллегорий, созданный в целях обвода цензуры и рассчитанный на «понимающего» читателя. Это выражение введено и получило широкое распространение благодаря именно Щедрину.

Писатель, вынужденный сам постоянно пользоваться эзоповской манерой, судя по приведенным отрывкам, с ненавистью писал об этом способе выражения своих мыслей. Это, правда, позволяло добиться большого художественного эффекта его сатир, но не искупало и не заменяло достоинств «прямой речи». Об использовании эзоповских приемов в советское время см. далее фрагменты из повести Фазиля Искандера «Поэт» и комментарии к ним.

Козьма Прутков Проект: О введении единомыслия в России

(Этот черновой проект, написанный Козьмою Прутковым в 1859 г., был напечатан в журнале «Современник» лишь по смерти К. Пруткова, в 1863 г., кн. IV. В подлиннике, вверху его, находится надпись:

«Подать в один из торжественных дней, на усмотрение».)