Русские писатели XVII века

Когда протопопа волокли к патриаршему двору, он взывал: «Надежда, не покинь! Упование, не оставь!», а как привели в крестовую, сердце загорелось. Патриарх и его дьяк Иван Кокошилов пробовали убеждать Аввакума, да куда там! Войдя в раж, он уже не сознавал, где находится. Патриарх не патриарх — теперь ему было все равно. Знай «косит несеянный плевел посреди пшеницы растущий».

Никон слушал его, слушал, а потом и говорит Кокошилову:

— Иван, а Иван, худа гадина протопоп сей. Намучаюсь я с ним.

— А ты, государь, учини ему конец, — посоветовал дьяк.

— Нельзя, брат. Боюсь, защита крепкая у него, — ответил Никон, помня о добром отношении к Аввакуму царя, царицы, Ртищева… А то бы протопоп не дожил до утра.

Никон приказал посадить его на цепь.

На рассвете Аввакума бросили в телегу, привязали руки и повезли в Андроньев монастырь. Три дня сидел он в темном помещении без воды и пищи. «Никто ко мне не приходил, токмо мыши, и тараканы, и сверчки кричат, и блох довольно». На четвертый день пришел к нему архимандрит с братией и стал журить, что патриарху не покорился, а Аввакум «от писания бранил Никона да лаял». Монахи потащили его за цепь в церковь, драли за волосы и плевали в глаза…

Через десять дней его снова повели на патриарший двор. Дело это оказалось нелегким. Богатырь Аввакум яростно сопротивлялся. Наконец его ухватили за рукава, спускавшиеся по моде того времени до колен, растянули и повели по городу, «как разбойника».

Протодьякон Григорий допрашивал его о последней челобитной. Но допроса не получилось. Бранились они, бранились, пока протодьякон не выругался «матерно» и не велел увести Аввакума в монастырь.

И тогда же заготовили указ Никона — «Великого Государя Никона» — о том, что «протопопа Юрьевца Повольского Входу Иерусалимского за его многое бесчинство сослать з женою и з детьми в Сибирской город на Лену».

14 сентября из заключения Аввакум написал Неронову письмо о своем аресте и бедствиях братии, а на другой день протопопа повезли расстригать к Успенскому собору. Ехала телега, гремела по бревенчатым мостовым московских улиц, а навстречу ей двигалась длинная процессия с крестами. Был Никитин день, и вся знать московская с церковными властями шла в Басманную слободу к церкви Великомученика Никиты. Опутанный цепями, Аввакум ехал «против крестов», не смея поднять глаз — все его знакомцы были здесь, все видели его унижение… Но не знал еще Аввакум, что многие глядят на него во все глаза не с презрением, а с жалостью. И слава праведника и мученика уже ложилась на его широкие плечи.

В соборе служили обедню в присутствии царя, и Аввакума долго держали на пороге. После обедни Алексей Михайлович сошел с трона и упросил Никона не расстригать протопопа. Видно, тронул Аввакум сердце царя, любившего талантливых людей, да и сердобольная царица за него просила…

От собора рукой подать и до Сибирского приказа, где Аввакума отдали дьяку Третьяку Башмаку, будущему его единомышленнику, расспросили и написали, что жена протопопа Настасья живет на дворе Неронова, что у них есть три сына: девятилетний Ивашка, пятилетний Пронька да восьмидневный Корнилка, который родился, пока Аввакум был в заключении. Еще дочь Агрипейка восьми лет и племянница Маринка.

Настасья Марковна еще не оправилась от родов, но ее, больную, положили на телегу и повезли. А путь лежал долгий — и телегами, и водою, и санями — в Сибирь.

ГЛАВА 6

Небольшой обоз, выехавший на Ярославскую дорогу, сопровождают пятеро верховых: три стрельца и два казака. Стрельцы московские, и едут они только до Ярославля; дальше, до Вологды, обоз будут сопровождать ярославцы. Так говорилось в проезжей грамоте, что прячет у себя в торбе енисейский казак Иродион Иванов. Ему с тюменским казаком Иваном Степановым поручили доставить протопопа Аввакума с семьей до самого места назначения.

Царской милостью Аввакум не колодник и не на Лену едет, — едет в столицу сибирскую, в Тобольск, к старому знакомому архиепископу Симеону. Отписывал в Москву Симеон, что не хватает у него в Сибири черных и белых попов, и просил присылать «небражников» и «неплутов».

Найдется и Аввакуму хорошее место в дальних сибирских краях. В грамоте, что везет казак, недаром писано: «А священство у него, Аввакума, не отнято». Но казаков и стрельцов все-таки приставили, «для бережения».

Путь вот только долгий — три тысячи верст, недель с тринадцать ехать. А протопопица мается, сердешная. По воде, через Казань, путь, конечно, полегче был бы, да зима на носу — реки станут. Велика земля русская — одних городов сколько в проезжей грамоте означено! Переславль-Залесский, Ярославль, Вологда. Далее по Сухоне-реке через Тотьму и Великий Устюг. И опять по суше — Соль Вычегодская, Кайгород, Соль Камская. Сибирские города — Верхотурье, Туринский острог, Тюмень… Воеводам в тех местах велено казаков с ссыльным не задерживать.