О. Серафим, ласково взяв его за голову, сказал: "Огради себя молчанием и иди в "такое-то" село. Подходя к нему, свороти с дороги вправо и пройди задами четыре дома. Войди в калиточку, отвяжи лошадь от колоды и выведи молча".
Лошадь нашлась.
Особенно доступен стал о. Серафим с 1825 года, когда он окончил свое затворничество.
Верстах в двух от монастыря издавна существовал родник, и близ него на столбике была икона св. Евангелиста Иоанна Богослова, почему и родник называли Богословским. О. Серафим всегда очень любил это место: в четверти версты стояла келлия одного умершего подвижника.
На это место и начал ходить старец, строение над родником возобновили; вокруг устроили гряды; старец работал, унизывая дно родника каменьями, которые сам собирал, и возделывая овощи. На берегу горы, у родника, поставили сруб, под который он укрывался во время жары. Он постоянно проводил тут все будничные дни, с 2 или 4 ч. утра, лишь на ночь возвращаясь в монастырь, в холщевом белом балахоне, камилавке, с топором в руке, с сумою, набитою каменьями или песком, на которых лежало евангелие — и на вопросы о суме, по св. Ефрему Сирину, отвечал: "Я томлю, томящего мя". Это место — "ближняя пустынька", а колодезь, чудесно открывшийся явлением Богоматери старцу — "колодезь о. Серафима".
По пути, и в обители, и в пустыньке — всюду ждало его множество народа. Его возвращение в келлию в дни причастия представляло необыкновенное зрелище. Он шел в мантии, епитрахили и поручах; народ, окружавший его, старался хоть взглянуть на него; но он не благословлял никого, и шел, весь погруженный в себя.
Также дивно было видеть уже прославленного чудесами, прозорливостью, даром благодати старца, согбенного, в убогой белой одежде, рубящим дрова или копающим гряды, подпираясь топором, с сумою с камнями на плечах. А иногда он покрывался выделанною кожею, и вспоминались слова ап. Павла: "Проидоша в милотех и в козиих кожах, в пустынех скитающеся, скорбяще, озлоблени, — их же мир не бысть достоин" (Евр. II, 37)
Теперь открылось людям великое сокровище: беседа о. Серафима. Она дышала проникающею, тихою, живительною властью. Его речи были смиренны, грели сердца, снимали завесу с глаз, озаряли ум духовным разумением, приводили к раскаянию, родили желание исправиться, стать лучшим — возбуждали надежду, что это исправление возможно, и, охватывая разум и волю, осенили душу человека тишиной. Его вид, его беседа были как ясный луч солнца, просветляющий всякую темноту.
Как всю свою жизнь, так и слова свои, о. Серафим основал на слове Божием и разъяснял все спрашивавшим у него решения самых трудных обстоятельств жизни — на основании мест из Писания и примеров святых.
Особенно выделялись в нем любовь и смиренномудрие. Всякого приходившего, — богача, барина и нищего, и грешника, изболевшего грехами, — он целовал, кланялся до земли и, благословляя, целовал руки. Никогда он не говорил строгими укорами, — никогда не обличал жестокими словами; а если замечал дурное — то тихо и кротко; более просил и советовал, чем обличал. Иногда не понимали люди в ту минуту, когда он говорил, что его слова относятся именно к ним; но впоследствии, при нужде, всегда вспоминалась старцева речь.
Множество народа шло теперь в Саров, к о. Серафиму. Ежедневно в его келье, в многолюднейшее время, бывало тысяч до двух. Со всяким было у него время побеседовать на пользу, причем в кратких словах он говорил много, разом давая наставление, которое бы охватило всю жизнь человека, и, при нужде, открывая самые затаенные мысли и чувства. Его любовь с такою силою грела всякого приходившего, что от ее воздействия неудержимо плакали люди с самым твердым и окаменелым сердцем.
О. Серафим придавал очень большую важность православному сложению креста, а лиц, знаменовавшихся двухперстным знамением, старался отклонить от этого обычая.
Вот, как он говорил об упадке благочестия и о силе православной веры: "Мы, на земле живущие, много заблудили от пути спасительного; прогневляем Господа и нехранением св. постов; ныне христиане разрешают на мясо и во св. четыредесятницу, и во всякий пост среды и пятницы не сохраняют, а Церковь имеет правило: нехранящие св. постов и всего лета среды и пятницы много грешат… Не до конца прогневается Господь, паки помилует. У нас вера православная, Церковь, не имеющая никакого порока. Сих ради добродетелей Россия всегда будет славна и врагам страшна, и непреоборима, имущая веру и благочестие в щит и во броню правды: сих врата адова не одолеют".
Детям о. Серафим внушал уважать родителей, даже преданных унизительным порокам, и не позволял детям говорить об этих пороках родителей, закрывая им тогда рот рукой.
О. Серафим имел в сильнейшей степени дар прозорливости. В настоящем коротком описании будет вовсе опущено множество случаев, занесенных в подробные жития о. Серафима; но необходимо указать на мнение старца об этой прозорливости.