Русские поэты XVIII века. Стихотворения, басни

Долины, Волга, потопляя,
Себя в стремлении влечешь,
Брега различны окропляя,
Поспешно к устию течешь.

Ток видит твой в пути премены,

Противности и блага цепь;
Проходишь ты луга зелены,
Проходишь и песчану степь.

Век видит наш тому подобно

Различные в пути следы:
То время к радости способно,
Другое нам дает беды.

В Каспийские валы впадаешь,

Преславна мати многих рек,
И тамо в море пропадаешь, —
Во вечности и наш так век.

<1760>

Ода анакреонтическая

Ежели бы можно было
Откупиться мне от смерти,
О стихах бы я не думал,
О богатстве бы я думал.
Стихотворство стихотворца
От могилы не избавит,
А своей он вечной славы
Вечно чувствовать не станет;
Но, стихи дая народу,
Людям делаю забаву,
А богатство собирая,
Им не делаю забавы;
Так богатого почтенней
Многократно стихотворец.
Плюну я на все богатство,
Дай мою, Эрата, лиру,
Буду пети о Кларисе
И гласить ее заразы,
Вкорененные мне в сердце.
Дай, слуга, ты рюмку полну
Виноградного мне соку;
Выпью это за здоровье
Я возлюбленной Кларисы.
Как умру, уж пить не стану
За Кларисино здоровье.
Здравствуй долго, дорогая,
И люби меня, Клариса,
Сколько я люблю Кларису.

Элегии

К г. Дмитревскому на смерть Ф. Г. Волкова

Котурна Волкова пресеклися часы.
Прости, мой друг, навек, прости, мой друг любезный!
Пролей со мной поток, о Мельпомена, слезный,
Восплачь и возрыдай и растрепли власы!
Мой весь мятется дух, тоска меня терзает,
Пегасов предо мной источник замерзает.
Расинов я театр явил, о россы, вам;
Богиня, а тебе поставил пышный храм;
В небытие теперь сей храм перенесется,
И основание его уже трясется.
Се смысла моего и тщания плоды,
Се века целого прилежность и труды!
Что, Дмитревский, зачнем мы с сей теперь судьбою?!
Расстался Волков наш со мною и с тобою,
И с музами навек. Воззри на гроб его,
Оплачь, оплачь со мной ты друга своего,
Которого, как нас, потомство не забудет!
Переломи кинжал; театра уж не будет.
Простись с отторженным от драмы и от нас,
Простися с Волковым уже в последний раз,
В последнем как ты с ним игрании прощался,
И молви, как тогда Оскольду извещался,
Пустив днесь горькие струи из смутных глаз:
«Коликим горестям подвластны человеки!
Прости, любезный друг, прости, мой друг, навеки!»

<1763>

«Уже ушли от нас играния и смехи…»