А дальнейшие слова делают окончательно ясными всю картину войны и послевоенного урегулирования:
Для того чтобы такая угроза прозвучала основательно, нужно было, чтобы у русов имелось что-то ценное в пределах радиуса достижимости хазарских войск. Ведь ничто не мешало им сесть на свои кораблики и отплыть, скажем, в Гнёздово. Или прибиться к Византии в качестве наёмных войск. Как это позднее сделали, например, варяги, которые вместе с князем Владимиром взяли Киев, но, не получив обещанной награды, поскрипели зубами, но — делать нечего! — отбыли в Константинополь. За исключением тех, кого князь выделил — и оделил.
Вот это и есть ключевое понятие. Русы должны были быть чем-то оделены со стороны хазар, чтобы они боялись и не хотели потерять. Что было бы для них ценнее возможных негативных последствий прямого столкновения с Империей. А что ценнее? Свои жизни? Едва ли — ценность жизни солдат определяют их командиры, а для тех она обычно расходный материал для достижения собственных целей.
К тому же никто не мешал русам сесть на кораблики и — что бы им сделали хазары на своих конях?
Так что речь шла о чём-то более ценном, нежели жизнь человеческая.
И именно поэтому, усмирив русов и перевербовав их на свою сторону, Песах счёл за лучшее оставить Тамань им — кто лучше защитит свой и хазарский форпост, как не те, кому он столь важен?
Тут, собственно, всё и проясняется. В те времена самым ценным приобретением была земля. Значит, Песах дал русам землю и пригрозил отнять сё, ежели они откажутся воевать с Византией. И слова воеводы можно реконструировать так:
Ну а что это за земля, мы уже выяснили. Та самая, из-за которой весь сыр-бор и разгорелся. Тамань и, скорее всего, северяне с радимичами. Вятичи остались за хазарами.
И, естественно, под давлением такой неотразимой аргументации русы и «презрели» клятвенный договор с ромеями…
Итак, «загадку Песаха — Игоря» объясняет вторичное после 860-х годов появление русов в Тмутаракани в 930 годах. Они, памятуя о ценной морской базе, захватывают Самкерц во времена безначалия, вызванного захватом и опустошением города печенегами.
Да, но при чём тут Х-л-гу? Даже не в том дело, что его имя — явная калька с имени Хельги, а тот, в свою очередь, на Руси превращается в Олега. Недоумение вызывает то, что громкая, известная окружающим народам неудача Игоря приписывается носителю совсем другого имени!
Х-л-гу — правитель Руси. А, простите, Игорь тогда кто? Или на Руси два правителя? Президент и премьер? Вряд ли. Образованный народ тогда жил в идеологической среде, где вопросы власти были весьма чувствительными. И рассматривались как крайне важные. Если сказано — правитель, — значит, он принимает решения. Роман Лакапин тоже не так чтобы сильно законен — но он правит, а потому хоть и злодей, но император. Словом, непонятное на Руси двоевластие.
Ну что же, попробуем разрешить эти противоречия — и снова отталкиваясь не от кабинетных мудрствований, а от науки работы с информацией и понятий о реальной, а не о теоретической истории.
Во-первых, у нас нигде не сказано, что Х-л-гу — тот же Олег, который подписывал договор 911 года. Более того, 30 лет правления — весьма долгий срок, каковой нечасто выпадал смертному в те лихие времена.
Поэтому с летописным Олегом мы последовательность разрываем.
Во-вторых, мы не знаем, когда Игорь стал реальным правителем Руси. Летописную хронологию мы с полным основанием отвергаем, а значит, у нас остаются косвенные данные. А они нам говорят следующее.
В договоре Игоря с греками 944 года упомянут только один ребёнок Игоря — Святослав. Есть племянники, но это сейчас неважно. В те детообильные времена этот факт мог значить только одно: Игорь сам ещё крайне молод и успел нажить с Ольгою только одного сына.