Русские полководцы XIII-XVI веков

Слава Шуйского как героя обороны Пскова была общерусской. Иван IV, и без того расположенный к Шуйским, осыпал его своими милостями. Три года спустя, почувствовав приближение смерти, царь включил Шуйского в состав небольшого "опекунского совета", заботам которого он поручал наследника — безвольного и флегматичного Федора.

Помимо Шуйского, опекунами 27-летнего венценосца были назначены Б. Я. Вельский, Н. Р. Юрьев и И. Ф. Мстиславский. Первый из них не отличался знатностью, но был главным доверенным лицом царя в деле политического сыска; два других представляли Боярскую думу (князь Мстиславский) и могущественный клан Захарьиных — родню Федора по линии матери.

Кончина царя Ивана Васильевича 18 марта 1584 г. послужила сигналом к началу ожесточенной борьбы вокруг трона. По традиции, заставлявшей всех членов рода держаться вместе и отстаивать общие цели, Иван Шуйский должен был вступить в опасную политическую игру, которую его сородичи начали против царского шурина Бориса Годунова. Впрочем, в этой борьбе он не проявлял особого рвения и, в отличие от других Шуйских (братьев Андрея, Василия и Дмитрия Ивановичей, внуков Андрея Честокола), был весьма разборчив в средствах. Он не хотел доводить дело до кровавых стычек на улицах Москвы и вооруженных нападений на дома своих политических противников (43, 97). Вместе с верхами московского духовенства и купечества он потребовал от царя расторжения бездетного брака с Ириной Годуновой, сестрой Бориса. Это означало бы немедленное падение всесильного временщика.

Однако Годунов успел расправиться с Шуйскими прежде, чем они с ним. В конце 1586 г. все они были высланы из столицы в свои отдаленные вотчины (58, 35–36). Иван Петрович отправился в небольшой поволжский городок Кинешму. Но и здесь, в костромской глуши, Шуйский казался опасен Годунову, положение которого продолжало оставаться крайне шатким. Осенью 1588 г. из Москвы в Кинешму был послан сильный отряд под началом князя Туренина. Посланцы Годунова взяли старого воеводу и отвезли в Кирилло-Белозерский монастырь.

Несомненно, Шуйский не раз бывал здесь прежде: монастырь считался одним из самых святых мест России. Великий князь Василий III ездил сюда на богомолье, а Иван Грозный даже собирался под старость стать иноком этой обители. Но была у Кириллова монастыря и иная, мрачная слава. Еще Иван III сделал его местом заточения опальной знати. Ссыльным обычно открывался отсюда лишь один путь — в "небесные селения". Шуйский, конечно, знал об этом. И потому, вступая под низкие каменные своды святых ворот монастыря, он, быть может, дольше обычного задержал взгляд на изображенных здесь двух ангелах. Один из них старательно записывал на свитке дела человеческие, а другой держал в руке меч и готов был воздать каждому "по делам его"…

Инок поневоле, Шуйский прожил в древней обители лишь несколько дней. Выполняя волю Бориса, князь Туренин довел дело до конца. 16 ноября 1588 г. герой России Иван Петрович Шуйский был отравлен угарным газом в своей монастырской келье (58, 42–43).

Разумеется, порученцы Годунова тщательно упрятали концы в воду. Никто не должен был знать о том, как ушел из жизни Шуйский. Однако, обманув людей, могли ли они обмануть гневного ангела возмездия, изображенного на монастырских вратах?

Пройдут годы — и сам Годунов, измученный бесконечной чередой неудач и несчастий, отправится, наконец, туда, куда он привык посылать других. Рассказывали, что, доведенный до отчаяния, он принял яд, уединившись в одной из башен своего дворца…

Через бескрайние леса и болота Белозерья скорые гонцы помчали в Москву весть о внезапной кончине князя Ивана Шуйского. А над Сиверским озером поплыл унылый погребальный звон.

Знатный инок был погребен в самой аристократической части монастырского кладбища — под папертью Успенского собора. Могучие апсиды храма встали над могилой старого воеводы, словно крепостные башни, а посаженные смиренными иноками деревья зашумели на ветру, точно поднятые перед сражением знамена.

Впрочем, памятником Ивану Петровичу Шуйскому, а равно и всем другим трудившимся, терпевшим и погребенным в обители русским людям, стал и сам Кириллов монастырь — фантастическое видение над озером, неповторимый образ Вечной России.

* * *

Если в XVI столетии князья Шуйские являлись на исторической сцене прежде всего как полководцы, мужественные стражи русских рубежей, то последнее поколение рода, словно исчерпав некий таинственный источник мужества и благородства, отличалось лишь на поприще дворцовых интриг и коварства. Конечно, в этом проявилась не только печать вырождения, но и пагубное воздействие самой эпохи, в которую они сформировались как личности. Полное кровавых безумств и всеобщего страха правление Ивана Грозного воспитало у молодого поколения близкой ко двору русской аристократии явное предрасположение к подлости. Среди тех, кто прошел эту страшную школу, мы тщетно стали бы искать героев и подвижников.