Жил-был Аника-воин; жил он двадцать лет с годом, пил-ел, силой похвалялся, разорял торт и базары, побивал купцов и бояр и всяких людей. И задумал Аника-воин ехать в Ерусалим-град церкви Божии разорять. Взял меч и копье и выехал в чистое поле — на большую дорогу. А навстречу ему Смерть с острою косою. «Что за чудище! — говорит Аника-воин, — царь ли ты царевич, король ли королевич? — «Я не царь-царевич, не король-королевич, я твоя смерть — за тобой пришла!» — «Не больно страшна: я мизинцем поведу, — тебя раздавлю!» — «Не хвались, прежде Богу помолись! Сколько ни было на белом свете храбрых могучих богатырей, — я всех одолела. Сколько побил ты народу на своем веку! — и то не твоя была сила, то я тебе помогала».
Рассердился Аника-воин, напускает на смерть своего борзого коня, хочет поднять ее на копье булатное; но рука не двигается. Напал на него великий страх, и говорит Аника-воин: «Смерть моя, Смерточка! Дай мне сроку на один год! Отвечает Смерть: «Нет тебе сроку и на полгода». — «Смерть моя, Смерточка! Дай мне сроку хоть на три месяца». — «Нет тебе сроку и на три недели. — «Смерть моя, Смерточка! Дай мне сроку хоть на три дня». — «Нет тебе сроку и на три часа». И говорит Аника-воин: «Много есть у меня и сребра, и золота, и каменья драгоценного; дай сроку хоть на единый час — я бы роздал нищим все свое имение». Отвечает Смерть: «Как жил ты на вольном свете, для чего тогда не раздавал своего имения нищим? Нет тебе сроку и на единую минуту!» Замахнулась Смерть острою косою и подкосила Анику-воина: свалился он с коня и упал мертвый.
Стих об Анике-воине начинается таким изображением Смерти:
В тексте лубочной картины Аника называет Смерть бабою: «Что ты за баба, что за пьяница! (намек на высасывание ею крови), аз тебя не боюсь и кривыя твоея косы и оружия твоего не страшусь». Кроме косы, Смерть является вооруженною серпом, граблями, пилою и заступом:
На лубочных картинках Смерть рисуется в виде скелета, с косою в руках; коровью смерть (чуму) крестьяне наши представляют безобразною, тощею старухою, в белом саване, и дают ей косу или грабли.
О неурожае
В 1892 году ехал казак в Москву и на пути, в чистом поле, встретил женщину. Женщина и спрашивает у него: «Куда ездил, или едешь?» Казак сказал. Завязался мало-помалу разговор, и начали они толковать про урожай. «Хорош ли в ваших местах урожай?» — спросила женщина. «Где там, матушка, хорош!» — отвечает казак. — Так плохо, так плохо стало на счет хлеба! Да и за что Бог даст хороший урожай? Как ныне Его, Батюшку-царя небесного почитают!» — «Правду глубинную ты говоришь», — сказала женщина. — И знай: будет неурожай три года; не родится ни хлеба, ни картофеля, — ничего, даже воды хорошей за это время не будет, и пойдет на людей мор. На четвертый год хлеба уродится много, только некому будет есть». Казак стал женщину спрашивать: почему ты все это знаешь? Женщина и говорит: «Слезь с лошади и посмотри через мое плечо, сначала — правое, а потом — левое, и тогда поймешь». Казак послушался. Глянул он через правое плечо и видит хороший, прехороший хлеб на поле, а когда посмотрел через левое плечо, то увидел много гробов. Тут женщина объявила казаку, что она — Матерь Божия, а все, что она открыла ему, известно ей от самого Господа Иисуса Христа.
Село скудельничье
Христианская набожность произвела особый умилительный обычай. Близ Москвы было кладбище, названое
Погребальные плачи
Погребальные «плачи» веют стариной отдаленной. То древняя обрядня, останки старорусской тризны, при совершении которой близкие к покойнику, особенно женщины, плакали «плачем великим». Повсюду на Руси сохранились эти песни, вылившиеся из пораженной тяжким горем души. По наслуху переходили они в течение веков из одного поколения в другое, несмотря на запрещения церковных пастырей творить языческие плачи над христианскими телами…