Соответственно, они важны для понимания особого репинского парагона и того, как он продолжал совершенствовать свою эстетическую философию, используя противоречия между фундаментальными для русского реализма искусствами. Например, в картине «Иван Грозный и сын его Иван» (см. рис. 46) Репин не отвергает и даже не оказывает давления на доминирующий нарратив. Картина ясно передает историю Ивана Грозного и его сына и, проводя исторические аналогии, также акцентирует внимание на более общей проблеме злоупотребления политической властью. Однако это напряженное выражение ее послания достигается не за счет принижения формы в пользу повествования, а за счет использования специфических для живописи пространственно-временных способностей. Репин берет сюжет из XVI века и расширяет его повествовательный диапазон, уходя глубоко в прошлое и далеко в будущее и, в конечном счете, в пространство современности. Таким образом, его картина выходит за рамки своего исторического содержания и стремится к более значительной иллюзии присутствия.
Несмотря на свое разочарованное письмо Стасову, Репин, вероятно, вернулся к своим «историческим воскресениям мертвых», потому что событие текущего времени, которое на самом деле больше всего требовало художественного осмысления, было слишком опасно изображать. 1 марта 1881 года молодой член левой террористической организации «Народная воля» бросил бомбу в царя Александра II и убил его. Репин был в Санкт-Петербурге в дни, последовавшие за убийством, а месяц спустя стал свидетелем публичной казни нескольких народовольцев. Для Репина и многих других представителей либеральной интеллигенции это был момент осознания жестоких последствий возбужденной политической обстановки. Годы спустя Репин будет вспоминать московский вечер, когда он, возвращаясь с камерного вечера Николая Римского-Корсакова, задумал написать «Ивана Грозного»: «Чувства были перегружены ужасами современности… <…> Картины эти стояли перед глазами, но писать их никто не отваживался… Естественно было искать выхода наболевшему трагизму в истории…» (цит. по: [Батенина 1985:238])[189]
. Эти ужасающие картины – царь, истекающий кровью на улице Петербурга, молодые революционеры, казненные во цвете лет, – конечно, не могли быть исполнены. Столкнувшись с этой невозможностью, Репин перевел стрелки часов ровно на 300 лет назад, в 1581 год[190].Даже при таком обращении к прошлому нельзя было полностью избежать отсылок к современности. 1881 год прослеживается в общем содержании и мрачном настроении картины, изображающей Ивана Грозного. Но он также отражается в указании года, видимом в нижнем правом углу холста, – 1885. Для современного зрителя эта дата стала бы напоминанием о том, что этот год, как и царь Иван Грозный, находится в тени кровавого исторического события. Для идеологически мотивированного реалиста ценность картины Репина могла заключаться именно в этом скрытом комментарии к настоящему по аналогии с прошлым[191]
. Когда «Иван Грозный» был впервые показан на XIII ежегодной выставке передвижников 1885 года в Санкт-Петербурге, эта аналогия не осталась незамеченной. Увидев картину, обер-прокурор Святейшего Синода и авторитетный советник императора Александра III Константин Победоносцев 15 февраля 1885 года напишет царю об этой картине, с негодованием обвиняя ее в «голом реализме», «тенденции критики» и отсутствии «идеалов» [Победоносцев 1923, 1: 498]. В результате полотно было немедленно снято и запрещено к показу. Третьякову, который приобрел картину для своей коллекции, было приказано держать ее под замком подальше от взглядов публики[192].