Русские сказания

Подсолнух в Антоновке дед-Канунник считал «Божьим Цветом». Он говорил, что «подсолнух следит за солнцем, потому что солнце — дверь в Рай Божий». На вопрос, почему же солнце круглое, Канунник отвечал: «У Бога все не так, как у нас, а потому и дверь в Его Царство круглая, а еще потому, что через нее Богу-Духу способнее вылетать!» Тот же дед говорил, что «Дух Божий — Небесный Голубь, а потому и все голуби — священные птицы». О подсолнухе же он добавлял: «Всю ночь ждет он, цветок, открытия Райской Двери — Солнца! Я глядел сам: с полуночи начиная, подсолнух уже явно глядит на Восток! С вечера, когда он повернулся на Запад, ему сразу трудно глядеть на Восток, но уже с каждым часом, после заката, он поворачивается, и все больше и больше. На заре же, когда идут коровы, он уже глядит на Райскую Дверь и ждет вылета Божия Духа».

О том же пришлось слышать и в Антоновке, от старой Трембочки, говорившей: «Бог как спородил солнце, так спородил и подсолнух, чтоб на него смотрел и глаз не сводил! Подсолнух — Божий Цветок!»

В Юрьевке говорили: «Подсолнух, як родился, так и до солнца полюбился!»

ОСЕНЬ В ПРИАЗОВЬЕ

Солнце в зареве ложится,
еле видное сквозь пыль,
улетают вереницей
кураи через ковыль,
буря клочьями солому гонит
вдаль и травы рвет,
остановится у дома,
прах поземкою метет.
Может, в небе есть и тучи,
в буром свете не видать!
Люди, кони — как в кипучей
толчее, бредут, скользят,
исчезают в темном море,
 в желтом мареве плывут,
и Азовские просторы
будто больше не живут!
Осень цепкою рукою
жизнь сорвала, разнесла,
а земля, как дно морское,
где когда-то жизнь была…
Утром — снег везде покровом
лег на травы и дома,
вся земля белеет в новом.
Здравствуй, Матушка-Зима!

Весна и осень в Приазовье связаны с муссоном, дующим осенью с Кавказа, весной — с Севера. Обычно понизу дует обратный ветер, доходящий до бури. Таким образом, сезоны резко отмечены. После весеннего ветра наступает тепло, а после осеннего — холода. Весной снег сходит около двадцатых чисел марта, и тогда дует ветер столь сильный, что летящие стаи диких гусей прибивает почти к земле. Они столь выбиваются из сил, что мужики, выходя в поле, ставят копну соломы и в ней прячутся, палками сбивая летящих мимо гусей. Иногда такая охота приносит до двух десятков гусей в день. Их обычно кладут на ледник до Пасхи. Осенью муссон столь силен, а по дорогам столько пыли, что солнца не видно, небо становится с желтью, а порывы ветра срывают солому с крыш, и беда тому, кто плохо укрепил стога: разлетится солома по ветру, ни стебелька на месте не останется. Потому кладка скирд у нас считалась большим искусством и поручалась она особенно искусным мужикам. Некоторые даже веревками увязывали солому перед муссоном, чтоб не лишаться топлива, но иногда и это не помогало. Несомненно, что такие ветры производят воздушную эрозию почвы, но вся черноземная земля летит с ветром на Кубань либо с Кубани, так что обычно, переносясь с места на место, она все же оставалась в том же краю, у берегов Азовского моря. Дни муссона, обычно продолжавшегося не меньше десяти дней, а иногда и три недели, начинались во мгле и кончались так же, причем ночью ветер лишь чуть уменьшался, чтоб как бы набраться сил для завтрашнего дня. Только лишь развиднится, как снова дует неугомонный ветер, воет в трубах, шумит на крыше, стучит в окна. Выходить надо было, закутав голову башлыком и замотав лицо, причем глаза особенно страдали. Лошади шли по дороге, таща за собой воз пшеницы, понурив голову к земле. Детей на улицу не выпускали. Все, кто мог, сидели по домам и ждали конца ветра. Вся географическая полоса, от Миллерово до Тамани и Новороссийска, была полосой муссона. В Новороссийске он был либо норд-остом, либо зюйд-вестом, смотря по сезону — весна или осень. Перелетные птицы особенно страдали от него, но, несмотря ни на что, продолжали все равно лететь той же дорогой. Мы нарочно говорим об этом ветре, потому что он имеет значение в образовании местного фольклора. Задонские мужики называли ветер Дмухайло, то есть Дутель, если можно так перевести по-русски, образуя весьма неудачный неологизм от слова «дуть». В основе это все тот же древний Стриб, коему дети пели песенки в мае — июне, призывая ветер на ветряки. Однако обычай этот все реже и реже исполнялся. В конце концов он, вероятно, сам отпал бы, если бы не революция, разом прикончившая всю прошлую богатую и веселую жизнь.

ХРИСТОВ СЕВ