Русские сказки

- Люльку закажи в форме гробика!

- Не слишком ли это, Нимфочка?

- Нет уж, пожалуйста! Стиль надо сохранять строго, если ты не хочешь, чтобы критики и публика упрекнули тебя в раздвоении и неискренности...

Она оказалась очень хозяйственной дамой: сама солила огурцы, тщательно собирала все рецензии о стихах мужа и, уничтожая неодобрительные, похвальные издавала отдельными томиками за счет поклонников поэта.

С хорошей пищи стала она женщиной дородной, глаза ее всегда туманились мечтой, возбуждая в людях мужского пола страстное желание подчиниться року. Завела домашнего критика, жилистого мужчину, рыжего цвета, сажала его рядом с собою, и, вонзая туманный взгляд прямо в сердце ему, читала нарочито гнусаво стихи мужа, убежденно спрашивая:

- Глубоко? Сильно?

Тот первое время только мычал, а потом стал ежемесячно писать пламенные статьи о Смертяшкине, который "с непостижимой углубленностью проник в бездонность той черной тайны, которую мы, жалкие, зовем Смертью, а он - полюбил чистой любовью прозрачного ребенка. Его янтарная душа не отемнилась познанием ужаса бесцельности бытия, но претворила этот ужас в тихую радость, в сладостный призыв к уничтожению той непрерывной пошлости, которую мы, слепые души, именуем Жизнью".

При благосклонной помощи рыжего, - по убеждениям он был мистик и эстет, по фамилии - Прохарчук, попрофессии - парикмахер, - Нимфодора довела Евстигнейку до публичного чтения стихов: выйдет он на эстраду, развернет коленки направо-налево, смотрит на жителей белыми овечьими глазами и, покачивая угловатой головою, на которой росли разные разности мочального цвета, безучастно вещает:

В жизни мы - как будто на вокзале,

Пред отъездом в темный мир загробный...

Чем вы меньше чемоданов взяли,

Тем для вас и легче и удобней!

Будем жить бессмысленно и просто!

Будь пустым, тогда и будешь чистым.

Краток путь от люльки до погоста!

Служит Смерть для жизни машинистом!..

- Браво-о! - кричат вполне удовлетворенные жители - Спасибо-о!

И говорят друг другу:

- Ловко, шельма, доказывает, даром, что этакий обсосанный!..

Те же, кому ведомо было, что раньше Смертяшкин работал стихи для "Анонимного бюро похоронных процессий", были, конечно, и теперь уверены, что он все свои песни поет для рекламы "бюро", но, будучи ко всему одинаково равнодушны, молчали, твердо памятуя одно:

"Каждому жрать надо!"

"А может, я и в самом деле - гений! - думал Смертяшкин, слушая одобрительный рев жителей. - Ведь никто не знает, что такое гений; некоторые утверждали же, будто гении - полоумные... А если так..."

И при встрече со знакомыми стал спрашивать их не о здоровье, а:

- Когда умрете?

Чем и приобрел еще большую популярность среди жителей.

А жена устроила гостиную в виде склепа; диванчики поставила зелененькие, в стиле могильных холмиков, а на стенах развесила снимки с Гойя, с Калло да еще и - Вюртц! Хвастается:

- У нас даже в детской веяние Смерти ощутимо: дети спят в гробиках, няня одета схимницей, - знаете, такой черный сарафан, с вышивками белым черепа, кости и прочее, очень интересно! Евстигней, покажи дамам детскую! А мы, господа, пойдемте в спальню...

И, обаятельно улыбаясь, показывала убранство спальни: над кроватью саркофагом - черный балдахин, с серебряной бахромой; поддерживали его выточенные из дуба черепа; орнамент - маленькие скелетики нежно играют могильными червяками.

- Евстигней, - объясняла она, - так поглощен своей идеей, что даже спит в саване...

Некоторые жители изумлялись:

- Спи-ит?

Она печально улыбалась.

А Евстигнейка был в душе парень честный и порою невольно думал:

"Уж если я - гений, то - что же уж? Критика пишет о влиянии, о школе Смертяшкина, а я... не верю я в это!"

Приходил Прохарчук, разминая мускулы, смотрел на него и спрашивал басом:

- Писал? Ты, брат, пиши больше. Остальное мы с твоей женой живо сделаем... Она у тебя хорошая женщина, и я ее люблю...

Смертяшкин и сам давно видел это, но по недостатку времени и любви к покою ничего не предпринимал против.

А то сядет Прохарчук в кресло поудобнее и рассказывает обстоятельно:

- Знал бы ты, брат, сколько у меня мозолей и какие!

У самого Наполеона не было таких...

- Бедный мой! - вздыхала Нимфодора, а Смертяшкин пил кофе и думал:

"Как это правильно сказано, что для женщин и лакеев нет великих людей!"

Конечно, он, как всякий мужчина, был неправ в суждении о своей жене, она весьма усердно возбуждала его энергию:

- Стегнышко! - любовно говорила она. - Ты, кажется, и вчера ничего не писал? Ты всe чаще манкируешь талантом, милый! Иди, поработай, а я пришлю тебе кофе...

Он шел, садился к столу и неожиданно сочинял совершенно новые стихи:

Сколько пошлости и вздора

Написал я, Нимфодора,

Ради тряпок, ради шубок,

Ради шляпок, кружев, юбок!

Это его пугало, и он напоминал себе:

"Дети!"

Детей было трое. Их надо было одевать в черный бархат; каждый день, в десять часов утра, к крыльцу подавали изящный катафалк, и они ехали гулять на кладбище, - всe это требовало денег.

И Смертяшкин уныло выводил строка за строкой:

Всюду жирный трупный запах

Смерть над миром пролила.

Жизнь в ее костлявых лапах,

Как овца в когтях орла.