Очевидно, что кто-то из этих «залётных» варягов сумел (в союзе ли с «местными», при их ли нейтралитете или при их сопротивлении) захватить власть в Ладоге и обложить местное метисное пра-«русское» население некой данью.
Это могло стать отголоском тогдашней датско-шведской войны, когда датчане захватили в 850 году Бирку. Это могло быть одним из эпизодов этой войны на её далеком северном фланге. Это, наконец, могло быть самостоятельным предприятием шведских ярлов, желавших отнять контроль над восточным серебряным путём у тех, кто его захватил раньше.
Тут мы подходим, собственно, к писаной русской истории.
859
Варяги взимали дань со славян. Славяне во главе с Гостомыслом (?) изгоняют варягов за море.
860-е
Пожар Ладоги, архсолотчески идентифицируемый с гражданской войной. Гибель Любшинской крепости, где остались нескандинавские наконечники стрел. Но, возможно, местные брали её у скандинавов. В Ладоге появляется группа постоянно проживающего скандинавского населения. Появляются укрепления.
Рубеж 850—860-х годов становится временем очередной войны вокруг Ладоги. Судя по слабо представленным скандинавским воинским следам, это как раз и может свидетельствовать об «изгнании» варягов в ходе некой «революции».
Какая причина её вызвала, мы, вероятно, никогда не узнаем. Возможно, сущая мелочь — кто-то обидел девчонку, или на базаре не сошлись люди в цене. Марксизм с его поистине энгельсовской способностью объявить любое историческое событие проявлением диалектической закономерности тут вряд ли поможет. Мы можем только констатировать: да, в Ладоге и возле была серьёзная война, ибо даже в те времена города (к тому же крупнейшие на Балтике торгово-транзитные центры) сгорали не при каждом вооружённом конфликте.
Однако сам факт такого крупного несчастья (закономерного, раз он принял такие масштабы, пусть даже из-за драки на базаре) даёт нам возможность провести некую беглую реконструкцию условий, приведших к войне.
Вероятно, даже оценочно трудно сказать, сколько тогда проживало людей в Ладоге и окрестностях. Однако понятно, что русский её гарнизон не мог составлять численность, меньшую той, что необходима для возможной нейтрализации экипажа одного «залётного» драккара, — то есть только военный гарнизон должен был достигать сотни человек.
Если предположить, что никого в городе больше нет, кроме них и членов их семей, то и в этом случае мы насчитаем до 500 человек (жена, да не одна, трое-четверо детей). Кроме того, даже в условиях военно-родовой демократии они «привязывали» к себе до 1–2 человек каждый, в той или иной мере участвовавших в обеспечении и обслуге воинства (оружейники, плотники, повара, снабженцы, слуги и пр.). А эти, в свою очередь, тоже привязывают к себе по
Чтобы сорвать с места и понести вразнос такую махину, необходима была не менее боеспособная, чем гарнизон, вооружённая сила. А это означает профессиональную организацию для её поддержки и содержания, мощную политическую силу, руководящую процессом, и мощную идеологию, на которую эта сила опирается. Пусть даже вся мощь её воплощена в лозунге: «Отнять!»
Второй вариант: дворцовый заговор и переворот. Но от этого редко сгорают целые города.
Следовательно, мы видим, что за исполнителями антинорманнской «революции» стояли либо очень мощные вооружённые силы, либо взбунтовавшиеся массы населения. В Ладоге произошло что-то похожее на восстание «Ника» в Византии VI века. Только здесь оно имело успех.
Что же было дальше?
Глава 2.2. Предыстория конфликта и города Ладоги