864
Клад под Новгородом. Голод в Болгарии и на Киевской земле.
844
Кончина Гостомысла по сообщению Ксантеннских анналов. При этом сообщается о его смерти и последовавшем затем периоде смут и междоусобиц у прибалтийских славян.
865
Смерть в Ладоге Гостомысла, не оставившего после себя наследников. В Славянской земле начинается усобица.
865
На Руси продолжается голодный мор.
Здесь мы снова видим ряд сообщений из различной надёжности источников, совмещающиеся друг с другом.
Клады зарываются, понятно, не в лучшие времена. Но этот клад ничего бы не значил, если бы не сообщения об усобице.
Две даты смерти Гостомысла заставляют задуматься. К сожалению, сам Гостомысл — лицо, проявившееся лишь в «апокрифичном» списке Татищева. Однако в последнее время Татищеву нехотя верит даже «академическая» наука, и у меня также нет основания сомневаться в адекватности его данных. Важно — адекватности чему: реальным историческим событиям или записанным когда-то народным легендам.
Но принципиально другое: у революции должен был быть вождь, а как его звали, не столь значимо. Как не значимо и то, что он умер и тем якобы «развязал» гражданскую войну. Для судеб гражданских войн не так уж и важно, отрубили ли голову Карлу I, расстреляли ли Николая П. Это эпизоды.
Здесь переставлены причины и следствия. Каждая революция влечёт за собой передел власти в высших её эшелонах. То есть у одних отбирают, а другим дают. И «Гостомысл», как возможный вождь восстания, мог сделать тут только две вещи — либо в конечном итоге овладеть этим процессом и стать во главе надёжно укреплённой собственной власти — либо рухнуть под железную пяту борьбы, уступив власть другому.
В любом случае против полноты власти Гостомысла говорят по меньшей мере два обстоятельства: разрушенный город и очевидно нарушенная торговля с норманнами. Возможно, свою лепту вносил и голод, но этот учёт этого фактора крайне зависим от датировки, и о нём разговор впереди.
Что касается немецкого сообщения о смерти Гостомысла, то оно совершенно очевидно связано не с Ладогой, до которой немецкому хронисту не должно было быть никакого дела — в отличие от событий под боком, у славян полабских. Потому можно с достаточно долей вероятности предположить, что наш, «отечественный», Гостомысл потому и появился в наших источниках, что их авторы каким-то образом привязали западнославянские волнения и их действующих лиц к нашим.
А дальше и происходит знаменитый призыв варягов. Только сначала…
862 или 866
В Славянской земле собираются старейшины от славян, кривичей, веси и решают для прекращения усобицы призвать к себе князя со стороны — «или от нас, или от Казар, или от Полян, или от Дунайчев, или от Варяг». В итоге славянское посольство отправляется именно к варягам.
867
Гражданская война и призвание князей по Никоновской летописи.
Собственно, такое совещание и такой призыв легко можно себе представить. В условиях голода и разрухи, да к тому же наверняка ещё продолжающейся войны с норманнами очевидное действие любого хозяйствующего субъекта — придержать материальные ценности либо для собственного потребления, либо для спекуляции. Ответное действие неимущего субъекта — отнять эти материальные ценности. Когда, условно говоря, «боярам» начали головы резать и амбары грабить, они не могли не обратиться за охраной и обороной к любой внятной вооружённой полицейской силе.
При этом невозможно поспорить и с той частью нашей летописи, которая указывает на межнациональные столкновения. Это нам, сегодняшним, также хорошо известно — как при первых же материальных трудностях в условиях отсутствия твёрдой власти тут же начинается сепаратизм. Хотя бы по той причине, что сепаратистские лидеры тоже хотят жить богато и потому стремятся отнять долю у старых «олигархов».
Не исключено, что Ладога пыталась вооружённой силой образумить «бывшие республики СССР» (взялась же откуда-то легенда о военном вожде Вадиме Храбром). Но провальность таких попыток была очевидной. Варяги запирали им путь на Балтику, кривичи — на юг, меря — на Волгу, к возможно не затронутым войной (и голодом) местам. Это более чем логичная реконструкция, ибо и позднее Суздаль не раз держал Новгород за горло закрытием «низового» подвоза.