Русские современники Возрождения

— Тот грех на мне и на моей братии на главах. А мы за тебя, за осподаря, бога молим и благословляем. — заявил Трифон, освобождая Василия Темного от крестного целования Дмитрию.

Обильно даны в том же своде известия о Северной Руси — о двинских землях, Белоозере, Устюге, Вологде, Галиче, входивших в состав древней Ростовской земли, а в XV веке сохранивших духовную власть ростовских архиепископов. Значительное место уделял свод белозерским князьям и их участию в военных действиях.

Военная тема вообще занимала автора неофициального северного свода. В конечной части свода, описывающей события после победы Василия Темного над Шемякой, помещена целая серия рассказов о бездарных и подкупных московских воеводах. Это приближенный Василия II Иван Ощера, испугавшийся и отступивший во время ордынского набега на Оку, ловчий (главный охотник) великого князя Григорий Перхушков, посланный взять Вятку, но польстившийся на «посул» (взятку) от вятчан и отступивший. Здесь и молодой постельник Ивана III, который, отправившись в ночную вылазку на Казань и имея возможность отрезать от берега казанцев, вышедших из кораблей, вместо этого «наполнился духа ратна» (воинственного) и не дождавшись, чтобы казанцы отошли подальше от судов, «кликну» (заорал) на них, они же «устрашились», вскочили вновь в ладьи и вернулись на Волгу. «В тот день сдеяся (совершилось) спасение велико татарам» по милости княжеского постельника, иронизировал летописец. Сходным образом помешал своей «судовой рати» взять Казань и другой воевода, упустивший момент, когда русские войска пришли «безвестно» (неожиданно) «на ранней заре», а казанцы спали: он не пошел на штурм, а на всякий случай отвел войско «от ворот прочь». Но наиболее ярок рассказ того же свода о нападении ордынского хана Ахмата в 1472 г. на Алексин. Во главе города стоял московский наместник, но оружия он не приготовил и оставалось одно — увести людей, скопившихся в городе. Но наместник, — «человек на рати вельми храбр», по издевательскому замечанию летописца, обещал защищать горожан, если они дадут ему взятку. Алексинцы дали ему пять рублей (сумма по тем временам немалая), но он пожелал получить еще «шестого рубля — жене своей». Пока торговались, к городу подошел Ахмат — и наместник с женой и слугами сбежал за Оку, оставив город на произвол неприятеля^{57}.

За всеми этими сообщениями явно ощущаются рассказы «военного специалиста», делившегося с летописцем своими воспоминаниями. Со слов этого рассказчика летописец повествовал не только о бездарных воеводах, но и о других полководцах — настоящих. Чаще всего это «удалый воевода» Феодор Васильевич Басенок. Именно Басенок, по рассказам свода, «мужествовал» еще до свержения и ослепления Василия, в войне с татарами. После постыдного отступления Ощеры он явился на Оку и разбил ордынцев. Басенок был одним из участников победы над Новгородом в 1456 г. и его поэтому вместе с Василием Темным пытались убить спустя четыре года новгородские «шильники»^{58}.

Где же был Федор Басенок в годы, когда составлялась летопись, основанная на его рассказах, и где она могла быть составлена? С начала 70-х годов, по сведениям одного краткого кирилло-белозерского летописца («летописчика», как именуют такие кратчайшие летописи)^{59}, Басенок пребывал в ссылке в Кирилловом Белозерском монастыре. Появление его не могло не напомнить монастырской братии недавнее прошлое: у привезенного в монастырь Басенка, как и у его государя Василия Темного, вместо глаз были пустые глазницы. За несколько лет до ссылки, сразу после смерти Василия II, верный слуга великого князя был ослеплен по повелению нового государя — Ивана III; затем его отправили в Кириллов. Очевидно, он и был рассказчиком, поведавшим летописцу о военных событиях тех лет — славных и позорных. Косвенно эти рассказы проливают некоторый свет и на внезапную опалу и ослепление Басенка в 1463 г.; верный вассал Василия Темного был, видимо, человеком язвительным, прямым и не воздержанным на язык — черты, мало пригодные для придворной карьеры.

Хорошо известен в Кирилловом монастыре был и Григорий Перхушков, польстившийся в 50-х годах, по словам летописца, на взятку от вятчан. Склонность к мздоимству, обнаруженная им во время похода на Вятку, не помешала ему сделать карьеру: к началу 70-х годов он стал княжеским волостелем (управителем волости) на соседних с монастырем двинских землях. Наконец, с Кирилловым монастырем был связан и брат Ивана III — удельный князь Юрий Васильевич, смертью которого в 1472 г. завершался свод (составлен он был, очевидно, в годы, непосредственно следующие за 1472 г.). Юрий Васильевич Дмитровский был редким для той эпохи князем, который, дожив до 31 года, так и не успел жениться и оставить потомство. Значительную часть его наследства составили вклады в монастыри; одним из наследников Юрия был все тот же Кириллов Белозерский монастырь^{60}.