Русские современники Возрождения

Первая жена Ивана III — «тверянка» — успела родить ему сына — Ивана Молодого, который считался наследником великого князя. Иван Иванович был женат на дочери молдавского господаря Стефана Великого, Елене, занимался военными и дипломатическими делами и считался даже соправителем своего отца. Но в 1490 г. он внезапно умер, и перед Иваном Васильевичем опять встал вопрос о преемнике. У Софии к этому времени тоже родился сын — Василий, но великий князь вопреки настояниям жены хотел сделать наследником не Василия, а Дмитрия, своего внука, сына Ивана Молодого и Елены Стефановны. Это был не только семейный спор. Елена, дочь Стефана Великого, воспитанная в Молдавии, где было немало гуситов, сочувственно относилась к Курицыну и его товарищам и участвовала в еретическом кружке. София, напротив, никакой склонности к свободомыслию из Италии не привезла: как и Геннадий, из всех западных нововведений она больше всех ценила одно — инквизицию. Недаром рассказ об испанской инквизиции был передан новгородскому владыке слугой Софии Палеолог, приехавшим с нею на Русь, — Юрием Траханиотом.

В конце 1497 г. борьба стала открытой. Узнав о том, что Иван III собирается назначить Дмитрия своим соправителем, София добыла «зелье» — яд, который мог ей понадобиться для борьбы с соперниками; по плану заговорщиков, поддерживавших великую княгиню, Василий Иванович должен был бежать на север, на Вологду и Белоозеро, захватить хранившуюся там великокняжескую казну и начать открытую борьбу. Но он не успел этого сделать: заговор был раскрыт, яд у «цареградской царевны» отобран, и великий князь стал жить в «береженьи» от своей чересчур предприимчивой супруги. Сына он велел запереть во дворце под надежной охраной, заговорщиков казнил. А спустя несколько месяцев внук Ивана III Дмитрий, сын еретички Елены Стефановны, был объявлен великим князем Владимирским и Московским и коронован венцом, о котором до того времени не упоминалось в летописях, — шапкой Мономаха.

Провал заговора Василия и коронация Дмитрия-внука совпали еще с одним важным событием — появлением Судебника 1497 г., первого общерусского кодекса законов после древней «Русской правды». Имел ли Курицын какое-либо отношение к введению этого кодекса? Исследователи усматривали связь между рассуждениями о борьбе со «злом, татьбой и разбоем» в «Повести о Дракуле» и провозглашением «правого суда», направленного против «татьбы», «разбоя» и всякого «лихого дела» в Судебнике. Но в «Повести о Дракуле» говорилось не только о борьбе со «злом», но и о равенстве всех — бояр, священников, иноков и «простых» — перед законом. Соответствовал ли Судебник этому идеалу? Еще «Русская правда» резко разграничивала наказание за убийство или преступление, совершенное против «княжа мужа», «людина», «смерда» (крестьянина) и холопа; сходное разграничение предусматривал в XVI веке и Судебник Ивана Грозного для наказания за оскорбление, нанесенное детям боярским, «гостям большим», «торговым людям» или крестьянам. Но в Судебнике 1497 г. такого разграничения нет^{136}. Почему? Из-за того ли, что подобная статья уже существовала в предшествующем законодательстве, или потому, что законодатель не желал подчеркивать такое различие? Этого мы не знаем. Во всяком случае прямо идеалам «Повести о Дракуле» Судебник не противоречил.

Как отражались все эти события на церковных делах? В 1494 г. противникам митрополита-вольнодумца Зосимы удалось добиться его отставки (она произошла как раз в то время, когда Курицын находился за рубежом). Но поставленный на место Зосимы новый митрополит Симон не оправдал надежд врагов ереси. В 1498 г. он благословил венчание Дмитрия шапкой Мономаха, а в следующем году дал благословение великому князю на еще более нечестивое дело. В 1499 г. был нанесен удар самому богатому церковному землевладельцу страны — Геннадию Новгородскому; великий князь забрал у него монастырские и церковные земли.

Курицын мог надеяться: еще немного и великий князь осуществит церковные реформы, подобные чешским, — реформы, которые в следующем столетии получили в Западной Европе (Скандинавия, Англия и ряд германских княжеств) наименование «княжеской реформации». В Москве осуществить «княжескую реформацию» было даже легче, чем в западных странах: русская церковь в конце XV века не зависела от папы и каких-либо зарубежных иерархов. На Руси в то время не признавали ни патриарха-униата, пребывавшего в Риме, ни его православного соперника, оставшегося в захваченном турками Константинополе. Когда в 1495 г. в митрополиты был поставлен Симон, Иван III (которого митрополит торжественно именовал «самодержцем»), совершил поставление Симона по образцу поставления патриархов, подчеркивая этим независимость русской церкви.