Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания

Итак, система представлений старожилов о себе и о своем месте на этнической карте территории кажется достаточно стройной. «Мы» – это народ с особой, необычной историей, образовавшийся не так, как другие, а именно – от смешения казаков (или мещан) и местного населения. «Мы» отличаемся как от русских (наиболее яркими представителями которых являются недавние приезжие), так и от местных (наиболее яркими представителями которых являются чукчи и юкагиры). Основное отличие – в том, что «мы» – постоянные жители определенной, четко ограниченной территории, родившиеся здесь и никуда не желающие отсюда уезжать. Каждый из «нас» имеет своих конкретных предков («из лундинских», «с Камчатки», «с Нижней Колымы», «из казаков», «из камчадалов», «из юкагиров», «из Еропола» и т. п.), что не мешает «нам» быть жителями именно этой территории, осознающих себя как русскоустьинцев, походчан или марковцев. Этническое самосознание старожилов держится на представлении о том, что они хранят ту «инъекцию цивилизации», которую когда-то принесли на эти земли казаки, мещане или крестьяне, и одновременно – то «зерно самобытности», которое они унаследовали от местных предков, – особенности пищи, одежды, хозяйства, поведения и национального характера. Все эти признаки резко отличают их как от местных («коренные»), так и от русских («приезжие»), и все эти признаки бережно охраняются. Если в первом случае самоидентификация базируется на оппозиции «цивилизованный – дикий», то во втором – на оппозиции «традиционный – новый»: обе эти оппозиции чрезвычайно важны для сохранения группового самосознания старожилов. В зависимости от того, с какой стороны исходит угроза, «посягательство» на их отдельность, на первое место выходит либо критерий «цивилизованности», либо критерий «традиционности» – в любом случае старожильческая культура самовоспроизводится как не похожая ни на одного из своих «родителей» и не скатывается ни в одну из двух возможных сторон.

Глава 4. Современное социально-экономическое положение старожильческих групп

В настоящей главе мы будем говорить о социально-экономическом положении трех рассматриваемых старожильческих общностей только в той мере, в какой это имеет отношение к интересующей нас теме. В частности, мы не будем подробно освещать экономическую ситуацию в разные годы, не будем приводить детальные показатели, характеризующие хозяйственную деятельность старожилов, уровень их образования и т. п. Точнее, мы будем касаться этого, но лишь постольку, поскольку это дает нам дополнительную информацию о статусе этих групп и помогает нам полнее представить промежуточность их положения среди прочих групп, с которыми они находились или находятся в социальном взаимодействии.

Старожилы и установление советской власти

Установление советской власти, разумеется, затронуло и старожилов и имело влияние на их социальный, экономический и этнический статус. В разделе, посвященном взаимоотношениям старожилов с государством, мы уже отмечали, что все «тамошние» всегда ассоциировались у старожилов с начальством, которое находится где-то далеко (в Верхоянске, Нижнеколымске, Якутске, Петербурге, Москве), от которого иногда приезжают представители, чтобы собрать налоги, устроить разнос, объявить новые, часто непонятные распоряжения, приказы и законы – и уехать до следующего раза. Поэтому, когда во второй половине 1920-х годов в интересующих нас регионах была реально установлена советская власть, новые порядки должны были поначалу восприниматься как очередные чудачества «тамошних», которым, впрочем, не подчиниться было невозможно. Быстро выяснилось, что то, как проявляет себя новая власть, очень сильно отличается от старых порядков.

Первое важное отличие заключалось в том, что какая-то часть старожильческого населения, разумеется, беднейшая и, разумеется, «наиболее сознательная», была рекрутирована в местные органы власти. По существу, это был, пожалуй, первый случай, когда «тамошней» власти понадобился кто-то из местного населения как исполнитель, пусть и на самую низшую ступеньку создаваемой вновь властной пирамиды. Так, в 1920-е годы первым председателем сельсовета в Маркове был «чуванец» Ф.М. Дьячков, а председателем марковской сельхозартели – также «чуванец» В.Я. Шитиков.

Созданные на местах органы власти занялись коллективизацией – объединением всего сельского населения в колхозы. Коллективизация сопровождалась раскулачиванием, или, если использовать выражение того времени, «борьбой с классово чуждыми элементами».