Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века

Только после перехода Киева под власть московского царя члены Академии, наконец, добились выхода 11 января 1694 г. указа, предоставлявшего их училищу право внутреннего самоуправления с собственным судом над учащимися, без всякого вмешательства воинских и гражданских чинов и властей, т. е. «академическую свободу» — ключевую привилегию для утверждения любого европейского университета (подробнее см. в главе 1)[143]. С этого времени прежний коллегиум в собственных документах мог уже по праву именоваться Академией, хотя иностранцы еще в середине XVII века отмечали в путевых записках, что в Киеве есть университет [144]°. Официальное же признание российским государством названия Киевской академии вместе с окончательным подтверждением всех своих прав в полном объеме было даровано ей по указу царя Петра Алексеевича от 26 сентября 1701 г. Сохранился и сам подлинник Жалованной грамоты Петра, выданной тогда Академии — первый пример грамоты такого рода в России, представлявший собой близкий аналог тех грамот, которыми, как упоминалось в главе 1, от имени императоров в Европе гарантировались привилегии университетов, начиная с XII века [145].

Таким образом, уже с конца XVII в. в России официально существовала корпорация профессоров и студентов, которую по праву можно сопоставить с университетской. Киевская академия, с одной стороны, верно выполняла свою задачу оберегать интересы православия на границе России и Запада, с другой — ориентировалась на образец европейских католических университетов того времени и, в определенной степени, способствовала развитию с ними контактов.

Другой, не столь успешный пример такого рода дает попытка основания Московской академии. Ее проект, составленный приближенным царя Федора Алексеевича Сильвестром Медведевым в 1682 г., предусматривал последовательное преподавание, по киевскому примеру, предметов из университетского круга философского и богословского факультетов, кроме того намечалось учение «правосудия духовного и мирского, и прочим всем свободным наукам, ими же целость академии составляется», в чем можно видеть притязание и на создание «полного» университета. Грамота царя даровала Академии корпоративное право собственного суда, а также финансирование за счет имений, переданных от восьми монастырей. По свидетельству исследователя, «судя по содержанию этой грамоты, которой вводился такой обширный курс учения, по тем преимуществам, которые предоставлялись ученому сословию, по всей справедливости можно заключить, что при составлении грамоты руководствовались уставами западных университетов и академий» [146]. При этом одна из главных задач Московской академии, согласно ее проекту, была блюсти чистоту православия в государстве: проверять все выходящие книги, испытывать в вере иноземцев, состоящих на царской службе, и проверять их вину в ереси или «хуле на православие», а также контролировать преподавание иностранных языков, которое должно было вестись только через Академию. Тем самым, учебное заведение, проект которого вдохновлен опытом западных иезуитских училищ, само должно было стать стеной на пути западного влияния в России.

Конечно, столь масштабный проект вряд ли мог реализоваться на практике, к тому же после смерти царя Федора Алексеевича его воплощение было отложено, и только в 1687 г. на месте, предназначенном для Академии, а именно в Заиконоспасском монастыре в Москве открылась Греко-латинская школа, которой ведали братья Иоанникий и Софроний Лихуды. Братья Лихуды представляли собой яркий пример сплава православно-греческой и латинской традиций в образовании: они учились не только в Константинополе, откуда были присланы в Россию, но и в Италии, где окончили Падуанский университет. Под их руководством в школе обучалось до 200 студентов, а один из лучших учеников Лихудов, Петр Постников, по примеру своих учителей в 1692 г. был направлен в Падуанский университет, завершив там свое образование на медицинском факультете (в историографии Постников, подобно посланцам Бориса Годунова, также часто упоминается как «первый русский студент» [147].