Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века

Однако финансовые трудности преследовали его здесь так же как и его товарищей. Из переписки Щепина с Академией наук следует, что его жалование, и без того небольшое, высылалось ему неаккуратно[253]. К тому же в 1756 г. случилось событие, повлиявшее на ход заграничных командировок русских студентов: началась Семилетняя война, во время которой нормальное сообщение России с Европой было прервано. Президент Академии наук граф К. Г. Разумовский 31 мая 1756 г. издал предписание приостановить дальнейшие командировки из Академии, а всех «находящихся за морем здешней академии адъюнктов и студентов» вернуть домой[254]. В этом распоряжении фигурировали Щепин и Протасов. И если последнему удалось выпросить продление срока своей командировки, то Щепин поступил по-другому: он подал прошение о переходе в ведомство Медицинской канцелярии, заранее списавшись с ее начальником П. 3. Кондоиди (также бывшим лейденским студентом), который выхлопотал для него новые средства для содержания за границей, а также оплатил все расходы, ранее понесенные Академией наук.

31 августа 1756 г. Щепин был переведен в медицинское ведомство. Кондоиди прислал ему подробную инструкцию для продолжения обучения, а ради получения права на ведение практики в России советовал ему защитить диссертацию на степень доктора медицины. Щепину потребовалось два года для подготовки диссертации в Лейдене, причем ее тема касалась области пересечения его разнообразных научных интересов — медицинской ботаники. 19 мая 1758 г. (н. ст.) диссертация под называнием «De acido vegetabili» («О растительной кислоте») была им успешно защищена, кроме того в Лейдене были напечатаны еще два его научных сочинения по химии и ботанике. Перед возвращением в Россию Щепин, согласно инструкции, посетил еще несколько стран: Англию, Францию, Данию и Швецию; в Париже слушал курс практических лекций в хирургическом госпитале, а в Упсале познакомился с Линнеем, гостеприимно его принявшим и подарившим на прощание несколько собственных книг.

Однако дальнейшая судьба Щепина в России сложилась не вполне удачно. После возвращения в 1759 г. в Петербург Щепин два года прослужил в Санкт-Петербургском генеральном госпитале как «клинический профессор», побывал в действующей армии, а затем просил о переводе его к преподаванию медицины. В 1761 г. его перевели в Московское врачебное училище, где он стал первым русским профессором медицины, но его пребывание здесь длилось лишь три года. По словам историка Я. А. Чистовича, «Щепин страшно был поражен тем рутинным способом преподавания, который практиковался тогда в Москве», пытался изменить его по опыту европейских университетов, а потому читал на своих лекциях «чуть ли не полный курс медицины», составил программы других занятий, требуя полного преобразования всего училища, но в результате только восстановил против себя медицинское начальство[255]. Против ученого начались интриги, писались доносы. В ситуации постоянного недоброжелательства «увлекающаяся натура Щепина не выдержала всего этого, и он запил»[256]. Оставив на некоторое время службу, он странствовал по Молдавии, Валахии и Галиции, занимаясь ботаникой, в 1767 г. вновь вернулся к медицинской практике и через три года скончался в Киеве во время эпидемии чумы. Собранный во время путешествий Щепиным обширный гербарий был затем передан в Московский университет[257].

Для всех академических студентов, командированных в немецкие университеты в 1750-е гг. вслед за Ломоносовым, можно выделить несколько общих черт. Молодых людей объединяло бескорыстное служение науке, желание в полной мере овладеть тем европейским образованием, которое давали им отдельные светила ученого мира или университеты в целом, но именно для того, чтобы иметь возможность применять его в России: на практике, в научных исследованиях, а главное, в преподавании, выращивая очередное поколение русских ученых. В этом смысле академические командировки сохраняли непосредственную преемственность между различными поколениями русской науки со времен Ломоносова и поддерживали ее европейский уровень благодаря связям с немецкими (или голландскими, как в случае Лейдена) университетами. О необходимости продолжения таких поездок и их важности для развития русской науки в последние годы своей жизни говорил и сам Ломоносов: в июне 1764 г., добиваясь посылки «за море в разные университеты» очередной группы студентов из Академии наук, он предлагал «в сочиняющемся новом штате и регламенте положить, чтобы на академической сумме всегда содержать природных российских студентов за морем не меньше десяти человек»[258] (к сожалению, добиться реализации этого предложения он не успел).