Уединившись с ним в одном из подвальных помещений, я стал не спеша исследовать документы незадачливого шпиона. Тот вдруг заверещал по-английски, что, мол, он гражданин Североамериканских Соединенных Штатов, мы не имеем права его трогать и он будет жаловаться консулу на произвол царских жандармов… Как все знакомо, подумал я, словно происходит в XXI веке. Вот только акцент этого джентльмена на американский ну никак не похож. А ну, послушаем… Все ясно. Так гласные произносятся только в одном месте.
И я прервал поток его красноречия:
– Не знал, что Йоркшир находится в Северной Америке, господин, – я посмотрел в документ, – Джемисон.
Тот бросил на меня опасливый взгляд:
– Откуда вам… Да, я родом из Йорка, что в Англии, но живу в Нью-Йорке. Я честный коммерсант, сэр.
– И где именно в Нью-Йорке?
– На… э-э-э… на Четырнадцатой авеню.
Ага. Вот ты и попался. То, что Четырнадцатой авеню, равно как и Тринадцатой, в Манхэттене никогда не существовало, я знал абсолютно точно. Да, она есть в Бруклине, но Бруклин, равно как и Бронкс, Квинс и Статен Айленд, в данный момент не считаются частью Нью-Йорка, коим является один лишь Манхэттен. Так что поздравляю вас, господин, соврамши… Вслух же сказал:
– Это та, которая граничит с Ист Ривер?
– Именно! Именно!
Еще интереснее… Если бы она и была, то она находилась бы с другой стороны острова, на Гудзоне. Ну что ж, похоже, клиент не бывал в Нью-Йорке ни разу.
В дверь постучали.
– Господин капитан велел передать, – сказал вошедший жандарм, – что документы поддельные. – Потом он посмотрел на заметно поскучневшего мистера Джемисона (или как там его?) и подмигнул ему, отчего арестованному стало совсем томно.
– Ну что вы теперь скажете, господин из Нью-Йорка? – спросил я с усмешкой после того, как жандарм вышел и закрыл за собой дверь.
Поняв, что его приперли к стенке, лже-Джемисон вдруг спросил:
– А если я вам расскажу всю правду, то вы не будете бить меня кнутами и не сошлете в Сибирь?
«Далась им эта “Сайбирия”, – подумал я. – Не так уж там и плохо». Вслух же произнес:
– Ну, это смотря что вы расскажете…
И он запел, как соловей. Оказалось, что звали его Джеймс Ватсон (прямо как друга Шерлока Холмса, усмехнулся я про себя), и был он сыном некоего Джереми Ватсона, друга детства Роберта Каттлея, ныне негоцианта, живущего в Петербурге. Он дружил с детства с Чарльзом Каттлеем, который попросил его съездить в Одессу, вместе с неким Ричардом Каттлеем, родственником Чарльза. Там они поселились у брата Чарльза, Эдуарда Каттлея. Тот уже давно перешел в российское подданство и считается вполне благонадежным.
Это я знаю, усмехнулся я про себя. Сей Эдуард и проживает в том самом домике. А британец продолжал:
– Почти сразу после нашего прибытия Ричард спешно уехал, а Эдуард попросил меня отправиться в Крым, в город под названием Балаклава, и передать тот конверт, который вы у меня изъяли, некому Андрею Поваренко, который живет напротив храма Двенадцати апостолов. Эдуард сказал мне еще, что Поваренко – тоже подданный Ее Величества, но его настоящего имени мне лучше не знать. Кроме того, мне был выдан конверт с деньгами для этого Поваренко – впрочем, он тоже у вас.
– А что именно находится в первом конверте?
– Не знаю… Правда! Слышал только, что он зашифрован, но с шифром я незнаком…
Тоже мне, бином Ньютона! Мы и не такие документы читывали. В письме были подробные инструкции для Поваренко, а также указание передать предъявителю всю имеющуюся информацию. Кроме того, там содержалось детальное описание Ватсона, вплоть до крупной бородавки справа от носа и до йоркширского акцента. Вряд ли получится подделать сие послание, подумал я с некоторым сожалением – слишком уж отличался английский этого письма от привычного мне, да и почерк у Каттлея местного разлива был своеобразный. Ну нет у меня никого, кто мог бы мастерски подделать его почерк. А само письмо не вручишь – людей, похожих на Ватсона, у меня тоже нет, тем более с йоркширским прононсом. Сам же Ватсон отпадает – он себя выдаст на первой же секунде. Ну что ж, придется действовать грубой силой…
Панчова – в нашем будущем она стала Панчевом – меня удивила. Говорят, тут есть и сербская часть города, но она чуть в стороне, а собственно граница и пограничные форты располагаются именно здесь, где мостовые – булыжные, церкви – барочные, а обрывки разговоров, доносящиеся с улицы, сплошь на немецком. У границы – форт, ощетинившийся пушками, а рядом с ним – здание пограничной стражи с полосатыми будкой и шлагбаумом.