Запомнился мне один бравый дедок лет за семьдесят. Он пришел ко мне в драгунском мундире времен вой-ны с Наполеоном. Отставной капитан стал проситься взять его на службу, обещая, что будет рубить французов не хуже, чем он это делал сорок с лишним лет назад. Я с уважением посмотрел на ветерана, на левой стороне груди которого висела награда, сильно смахивающая на «Eisernes Kreuz»[80]
. Но тут я понял, что это «Кульмский крест» – награда, которую прусский король Фридрих Вильгельм III вручил всем участникам кровопролитного сражения с французами под Кульмом. Произошло это в марте 1813 года.Я спросил ветерана, и тот с гордостью сказал мне, что он сражался с маршалом Вандамом под знаменами графа Остермана-Толстого.
– А потом я дошел до Парижа. Хочу еще раз побывать там с нашими молодцами. У меня в армии два сына служат. Желаю и сам послужить России-матушке!
Пожав руку ветерану, я пообещал замолвить за него словечко государю. Понятно, что служить в боевых частях он вряд ли сможет – годы и здоровье не те, – но место, где отставной капитан мог бы пригодиться, при желании найти будет можно.
Вообще же, патриотический подъем в народе был сильный. В отличие от гешефтмахеров, многие были готовы хоть чем-то помочь нашим солдатам и морякам. Запомнился мне аккуратный и степенный немец-колонист, который пожертвовал на нужды армии отару овец – голов этак триста.
– Прошу принять мой скромный дар, герр Зайдерман, – сказал он, почтительно снимая шляпу, – пусть НАШИ вой-ска поскорее победят этих отвратительных французов и англичан.
Люди многих национальностей, живших в Новороссии, старались оказать нам помощь. Лоцманы, с величайшим старанием проведшие через Днепровские пороги наш караван, отказались брать плату за свою работу. Их очень удивила «Мордовия», которая с ревом выползла на берег и обошла один за другим все девять порогов.
– Ваше благородие, – сказал старший из днепровских лоцманов, осеняя себя крестным знамением, – что это за чудо такое? Пароход не пароход, корабль не корабль. По суше идет, как по воде.
– Видел бы ты, как он по морю плывет, – с улыбкой ответил ему я. – Даже не плывет, а летит как птица. Как ты думаешь, что сделают французы и англичане, увидев такой корабль?
– Убегут, наверное, ваше благородие, – улыбнулся лоцман. – Думаю, что с таким чудо-кораблем вы непременно побьете супостата.
Пройдя пороги, небольшие колесные пароходы снова взяли на буксир «Выборг» и «Мордовию». Надо беречь топливо – ведь в Одессе нам его взять будет просто негде. В Плоешти, правда, уже добывают нефть, но ее надо переработать. А НПЗ у нас на Черном море пока не построили.
Я прибыл в Одессу сегодня во второй половине дня и сразу же послал человека к графу Строганову с просьбой об аудиенции. Но к моему удивлению, я неожиданно увидел его в порту, где он захотел своими глазами увидеть и наши корабли, и баржи, набитые военным имуществом.
Со мной граф разговаривал на удивление дружелюбно. Видимо, на сей счет к нему поступила соответствующая информация, да и он, уже успев познакомиться с нашими ребятами, составил о них самое лучшее мнение.
Поинтересовавшись, может ли он нам чем-нибудь помочь, Строганов приказал сопровождавшему его адъютанту записать наши просьбы и пожелания, после чего попросил меня показать ему «Выборг» и «Мордовию». Не знаю, сделал ли он какие-либо далеко идущие выводы после этой экскурсии, но разговаривать со мной он стал еще более уважительно и вежливо.
Мы решили провести в Одессе все необходимые регламентные работы и проверить механизмы после сложного и напряженного перехода. Я же собрался проверить наши транспортные суда на предмет сохранности военного имущества. Ну и заодно прикинуть, можно ли рассчитывать в случае чего на местные мастерские. Небольшие поломки и текущий ремонт можно проводить и здесь, в Одессе. Да и заботу о Березинско-Одесском водном пути с меня никто не снимал.
Я знал, что в Риге готовится еще один караван, который доставит в Одессу новую партию военного снаряжения, горючего и боеприпасов, а также еще определенное количество персонала. Война – штука прожорливая, и если не позаботиться о тылах, то ее можно проиграть, так и не начав боевые действия.
После нашей «Операции Ы» я уже намылилась было обратно в Севастополь, когда вдруг Костя Самохвалов спросил меня:
– Машенька, а что тебе в этом Севастополе сейчас делать?
– Ну как что… Я же все-таки как-никак журналист. Мы с Женей «Севастопольский листок» издаем. А здесь, как я полагаю, моя работа закончена.
– Маш, а что, если я тебе сделаю непристойное предложение?
– Не забывай, что я замужем, – мне стало вдруг смешно – почему-то мне представился наш особист, изображающий из себя Казанову.
– Помню я, помню. Как и то, что очередь из претендентов на твою руку – во какая.