Русские своих не бросают: Балтийская рапсодия. Севастопольский вальс. Дунайские волны

– Адмирал, а что вы думаете по этому поводу?

– Ваше величество, – с трудом очнувшись, начал адмирал Румянцев, – если б я не увидел все своими глазами, то никогда бы в это не поверил! Мы разговариваем с человеком, находящимся у Бомарзунда, а слышно его так, словно он стоит в пяти футах от нас.

– Полноте, адмирал, – с легкой усмешкой ответил император, – поверьте, и для меня это было поначалу совсем в диковинку. Но человек, получивший от Господа, или от его помазанника, власть над людьми, и которому вверена судьба не только его эскадры, но и всей нашей огромной державы и всего ее народа, обязан держать себя в руках. Итак, адмирал, я хотел бы услышать ваши соображения по поводу того, что изложил господин капитан 1-го ранга.

Румянцев наконец вытер пот со лба и, выпрямившись, произнес совсем уже твердым голосом:

– Ваше императорское величество, но что произойдет, если вражеский флот столкнется с нашими кораблями раньше, чем союзные нам корабли подойдут к месту сражения? Мы, конечно, будем сражаться, не щадя живота своего, и не спустим флаг перед неприятелем. Но…

– Дмитрий Николаевич, – сказал в микрофон Николай, нажав при этом на тангенту, чтобы дать возможность капитану 1-го ранга Кольцову услышать слова Румянцева, – вы разделяете опасения, высказанные господином вице-адмиралом?

– Думаю, что все будет в порядке, ваше величество, – ответил Кольцов, – мы издали будем все время контролировать ситуацию. У адмирала Румянцева и нашего флота будет крылатый ангел-хранитель. Ваше величество, вы знаете, о чем идет речь. Не могу обещать, что потерь не будет совершенно, но мы не дадим британцам уничтожить корабли Балтийского флота. Русские своих в беде не бросают. И поверьте мне, господин адмирал, нашим англо-французским друзьям будет не до вас. Ведь наши орудия и дальностью, и мощью во много раз превосходят орудия наших врагов. Но победа нужна не только и не столько нам, сколько всему Балтийскому флоту, чтобы морские служители наконец-то почувствовать вкус победы над супостатом, мнящим себя непобедимым. Именно поэтому крайне важно участие в предстоящем сражении вашей эскадры.

– Я верю вам, господин капитан 1-го ранга, – произнес в микрофон Николай. – И надеюсь, что завтрашний день ознаменуется новой победой России над врагами, посмевшими напасть на нас.

– Ваше величество, – ответил Кольцов, – так оно и будет. Ждите завтра хорошие новости. Разрешите выполнять?

– Выполняйте, – сказал император. – Надеюсь лично увидеть вас в Свеаборге, господин капитан 1-го ранга.

Он передал гарнитуру Хабибулину, после чего, повернувшись к Румянцеву, сказал:

– Вам все понятно, адмирал? Если да, то немедленно начинайте подготовку к выходу в море.

16 (4) августа 1854 г.

Балтика. Бомарзундская цитадель

Джонатан Флеминг, юнга

Родился я в Ливерпуле в семье моряка Александра Флеминга третьим по счету ребенком. После меня мама родила еще троих, но все они умерли во младенчестве. А потом пришло известие, что корабль, на котором ушел в море мой папа, пропал где-то по дороге из Ливерпуля в Нью-Йорк. И наша безбедная жизнь – отец служил боцманом на корабле и неплохо зарабатывал – мгновенно закончилась.

У матери после этого не осталось никаких источников дохода, и она стала той, кого в портовых городах называли «моряцкие жены». У нее появилось два «мужа», которых она обстирывала, готовила для них еду и… в общем, была для них «мамой». Конечно, они не одновременно были моими «папами». Пока один уходил в море, другой жил у нас. Потом они менялись.

Конечно, вернувшись из дальнего плаванья, они привозили деньги, на которые мы жили. Но мне и брату от них часто крепко попадало, а старшую сестру один из этих «пап», напившись пьяным, обесчестил. А было ей всего четырнадцать лет. Она проплакала всю ночь, а потом… А потом она стала зарабатывать на жизнь проституцией. Брату моему повезло чуть больше. Его взяли в crossing sweepers – подметальщики перекрестков. Он махал метлой на улицах, сметая с тротуаров грязь и мусор. В свободное время он просил милостыню на улице, и ему удавалось заработать в день пару шиллингов.

Ну, а я, по совету одного старого приятеля отца, устроился юнгой на военный корабль «Бленхайм». И было мне тогда ровно десять лет.

Последующие полтора года запомнились мне разве что недоеданием, постоянной тяжелой работой и столь же постоянными побоями, причем вначале мне перепадало еще и от другого юнги, постарше. Впрочем, мне еще везло. Мой друг детства Барри, служивший юнгой на «Беллайле», рассказал мне во время стоянки в Кале, что он должен был еще и подставлять задницу боцману корабля. После первого такого случая Барри пожаловался капитану. Но все закончилось тем, что моего друга зверски избил боцман, а капитан начал над ним потешаться, обзывая его разными неприличными словами. Помню, как Барри мне пожаловался:

– Знаешь, Джонни, я б убежал, но мой контракт, как и твой, подписан на три года. Да и куда я уйду? Деньги-то я матери посылаю…