Русские толкования

Зато как же мы теперь самоуверенны в своем цивилизаторском призвании, как свысока решаем вопросы, да еще какие вопросы-то: почвы нет, народа нет, национальность — это только известная система податей, душа — tabula rasa, вощичек, из которого можно сейчас же вылепить настоящего человека, общечеловека всемирного, гомункула — стоит только приложить плоды европейской цивилизации да прочесть две-три книжки.--

--Не думайте, что я стану доказывать, что душа человеческая не tabula rasa, не вощичек, из которого можно слепить обще-человечка--

( Зимние заметки о летних впечатлениях, 3, ср. общечеловеческий/ общечеловечный идеалв статье того же времени Два лагеря теоретиков), «Виргинский — общечеловек» при «Виргинский серьезный социалист.» ( Бесы, 2.1.3 и в подготовительных материалах), «Видите ли-с, любить общечеловека — значит наверно уж презирать, а подчас и ненавидеть стоящего подле себя настоящего человека.» ( Дневник писателяза 1873, 5, — еще один пример на «Если никто, то все»); «Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только (в конце концов, это подчеркните) стать братом всех людей, всечеловеком,если хотите.» (речь о Пушкине).

Лев Толстой. «Толстой и весь мир — равнозначущие понятия: без такого временного заблуждения всего его существа — ему пришлось бы отказаться от самого важного своего дела.» — Шестов, Предпоследние слова(6). «Тот внешний мир, в котором живут и умирают персонажи рассказа» Толстого Т ри смерти,но и герои его романов, сказал Бахтин, «— это объективный по отношению к сознаниям всех персонажей авторский мир. Всё в нем увидено и изображено во всеобъемлющем и всезнающем авторском кругозоре.» — Поэт Дост., 2. Ср. Битов в Пушкинском доме(гл. Отец отца, курсивное отступление): «Но писать с точки зрения Бога позволял себе лишь Лев Толстой, и мы не будем здесь даже обсуждать, насколько правомочны были эти его усилия.» Совсем язвительно в Бесконечном тупике(373) Д. Галковского: «Самому Толстому мечталось, что он Бог (скромно говорил „мое Евангелие“). Конечно, в концепцию человека, данную Толстым, сам Толстой не умещается. Это не человек. Но из этого еще не вытекает, что он Бог. Это ошибочка.» — Антидостоевскость, ан-тигерменевтичность Льва Толстого, такая близкая Набокову. Толстовское «остранение» — антигерменевтический прием.

И Вяч. Иванов.Вслед за «Я сам народ» Лёвина-Толстого — Вячеслав Иванов в дневниковой записи П. Журова под 7.1.1917: «Сам Иванов говорит: „Народ — это я, я — народ“. Он не делит на народ — и что-то не народное.» (НЛО, № 10, с. 220), ср. в статье Поэт и чернь(7 сл. — ИСС 1, с. 713) «--творчество поэта — и поэта-символиста по преимуществу — можно назвать бессознательным погружением в стихию фольклора», а дальше о поэте как «органе народного самосознания» и «воспоминания». Отсюда непомерно притязательные попытки Иванова самому создать миф, похожие на евангелие Толстого.

К Пушкину-всечеловеку— Алексей Ухтомский в письме к Е. Бронштейн-Шур от 16.4.1927, перечитывая Капитанскую дочку: «Особенно прост, мил и понятен сам рассказчик Гринев, от имени которого говорит сам Пушкин, в самом деле всечеловек, обнимающий своей широкой душой всякого человека!» (ИС, с. 260). Сюда же Абрам Терц о Пушкине как «универсальном человеке Никто».