Такого вот сорта вещи мы читаем в благоприятных отзывах прессы и куче программок. Но если вы убедите себя присутствовать на подобных мероприятиях, то обнаружите, что они неизменно проходят в неотапливаемых школьных залах с листами картона вместо стекол, так что ноги ваши замерзнут – как и эстетическое удовольствие. Это не столько смешно, сколько печально и, несмотря на все возражения и сомнения, заслуживает уважения, поскольку эти люди, несомненно по доброй воле, стараются преодолеть бесчисленные трудности. Настоящие мастера или хотя бы первоклассные любители посвятили себя множеству подобных представлений. Несмотря на всю вполне оправданную критику, не приходится сомневаться, что большое количество энергии, как деловой, так и художественной, огромный энтузиазм и практические навыки пошли на то, чтобы сделать – и поддерживать – Берлин интеллектуальным и культурным центром. Чтобы понять местную культуру Целендорфа, Шмаргендорфа и других пригородов Берлина, над которой так любят насмехаться, нужно припомнить, как непросто было сделать первые неуверенные шаги после катастрофического краха и в исключительных обстоятельствах того времени. Когда в мае 1945 года отупевшие и оглушенные пещерные жители Берлина выбрались из своих нор, дабы возрадоваться данному им новому шансу на жизнь, они обнаружили, что в руины обратилась не только их среда обитания. Рухнул и мир их собственных иллюзий. Разумеется, тогда нашлось не много таких, кто сохранил ясность мысли, но ими оказались в основном «интеллектуалы», которых выслеживали и подвергали гонениям их бывшие «хозяева». А когда к ним присоединилось несколько честных и мужественных людей, вышедших вдруг из подполья и помогших заложить фундамент нового немецкого самоуправления, наконец-то пробил час освобожденной интеллигенции. Всем хотелось размять свои затекшие интеллектуальные «мускулы» и применить их на то, что оказалось ближе всего, буквально под рукой: на работу в своем районе. Люди усаживались вместе со своими единомышленниками, дабы составлять самые вдохновенные программы. Могу лично подтвердить, что именно из таких кругов вышли деятели, которым суждено было изменить курс народного образования. В их число входили ведущие личности из мира кино, театра и литературы, а также изгнанные нацистами директора школ, освобожденные из концлагерей политически мыслящие писатели и другие, считавшие своим долгом низовую работу в сфере культуры. Так горячо обсуждавшиеся проблемы тех дней до сих пор не разрешены и в принятии решений, по которым центральным властям во многом приходится полагаться на импровизацию. На множество вопросов все еще нет ответа; например, в чем должна состоять задача нового университета? Когда снова откроется старый университет, и даже это, похоже, отложено на отдаленное будущее? Другие вопросы касаются нового базиса обучения в целом, библиотечной системы, и последний – но не менее важный – вопрос о многих пользующихся дурной репутацией районных театрах и театриках, вылезших словно грибы после дождя.
Важная проблема очищения публичных и абонементных библиотек не ближе к своему разрешению, чем это было шесть месяцев назад, после краха гитлеровского режима. Разумеется, это огромная радость – расчистить книжные полки немногих уцелевших после бомбардировок библиотек от нудной макулатуры, написанной проповедниками национальной ненависти. И все же простое уничтожение не сможет удовлетворить критически настроенных людей, поскольку им хорошо известно, что умонастроения – какими бы ограниченными они ни были – не могут быть так просто искоренены только потому, что сочинения, в которых они заключались, уничтожены. Вопрос, как быть с пограничными (промежуточными) случаями, порождает много проблем и обсуждается в комитете (по денацификации) и по сей день.
Достаточно порицания было обрушено на наиболее неадекватные «творения» искусства пригородов и самодеятельных театров, но в те беспорядочные дни мая было чистым удовольствием видеть людей, имевших смелость снова говорить открыто и свободно. Во время импровизированного выступления в больнице одна из лучших артисток немецкого кабаре, Кейт Кул, которая при Гитлере была обречена на молчание, впервые за много лет трогательно декламировала песни Бертольта Брехта и стихи Курта Тухольского. Наконец-то проклятие было разрушено.