Русские в Берлине. Сражения за столицу Третьего рейха и оккупация. 1945

Если отчет о вскрытии и в самом деле предполагает, что Гитлер умер от яда, а не от пули, то не исключено, что подобное заключение базировалось на идеологических соображениях, а не на факте клинического обследования. Гитлер, принимающий яд подобно множеству трусов, вписывался бы в коммунистическую точку зрения куда лучше, чем Гитлер, тянущий руку к своему пистолету – как подобает мужчине. Лично я привык считать, что отравление больше соответствовало личности Гитлера. Однако недавно у меня появился повод поменять свое мнение, и мне хотелось бы прежде, чем перейти к следующей главе, кратко разобраться с этим случаем.

В течение многих лет изучения личности и деятельности человека, оказавшего столь значительное влияние на историю нашего столетия, у меня сложилось впечатление, что в душе Гитлер был богемным типом: чувственным, эмоциональным человеком, которому пришлось преодолевать собственный страх перед изоляцией с таким же трудом, с каким он многие годы не позволял себе окончательно порвать с обществом, на котором он паразитировал и которое ненавидел всеми фибрами своей души.

Мне показалось, что перед тем, как порвать все связи с обществом, точнее, с людьми – что произошло примерно в то время, когда он напал на Советский Союз, – Гитлер искал расположения масс не только из политических соображений, но и потому, что нуждался в их духовной поддержке. У меня сложилось впечатление, что если бы гигантская сила воли этого человека – своего рода душевный подъем, длившийся целых двадцать пять лет, – вдруг ослабла, то он оказался бы колоссом на глиняных ногах, слабым и избалованным по своей сути существом. Задаваясь вопросом, что выберет такой человек с ослабленной силой воли – застрелится ли, как подобает мужчине, или примет яд, я уверенно склонялся ко второму варианту.

До того момента я слышал только о двух инцидентах в жизни Гитлера, когда он использовал оружие: однажды, будучи еще молодым «революционером», он выстрелил в потолок, призывая к тишине и вниманию во время ныне печально известного сборища в мюнхенском пивном зале «Бюргербройкеллер», и позднее, когда разыграл сцену самоубийства перед своей покровительницей, фрау Бехштейн, с целью вытянуть из нее денег. В обоих случаях он вел себя как богемный сумасброд, коим я его и считал.

Однако эта картина распалась, когда в ходе исследований я столкнулся с бывшим камердинером Гитлера, Линге. Его вклад в проблему самоубийства мы уже изложили. Тем не менее он, буквально мимоходом, упомянул еще об одном факте, а именно о том, что найденные возле Гитлера два пистолета долгое время являлись постоянными спутниками фюрера. Тот, что побольше, он держал под рукой, на ночном столике, а с тем, который поменьше, никогда не расставался с 1919 года и носил в специальной кожаной кобуре, вшитой во все его брюки.

Другими словами, когда Гитлер ездил на встречу с Муссолини, когда выступал в Рейхстаге, когда слушал «Сумерки богов» рядом с Винифред Вагнер[86], когда аплодировал фортепианным импровизациям Путци Ганфштенгля[87], когда принимал Чемберлена и папского нунция или пил кофе на веранде Дома германского искусства среди общества утонченных дам – во всех этих случаях при нем был пистолет.

Где бы Гитлер ни находился, он всегда чувствовал себя авантюристом и завоевателем, который в любой момент должен защитить свое положение от любых конкурентов силой оружия. Следовательно, он являл собой не столько богемный, сколько бандитский тип, всегда готовый к худшему, – темная лошадка со «дна» Вены, откуда он и происходил. Такой Гитлер вполне мог застрелиться…

Вполне возможно. Нам никогда этого не узнать, как и еще многое об обстоятельствах странной смерти этого загадочного человека.