Программа военного обучения была достаточно обширной и включала не только умение владеть оружием, но и те полевые упражнения в строю, которые были главными в нидерландской тактике. В переписке принцев Оранских подчеркивалось: „Особенно важно, чтобы люди научились разбирать, что такое шеренги и ряды, соблюдать интервалы, а также строиться и маршировать тесно сомкнутым строем. Для этого они должны научиться вздваивать как шеренги, так и ряды, поворачиваться направо и налево и заходить правым и левым плечом“.
Русские ополченцы научились этому.
Легче оказалось освоить другой характерный для нидерландской тактики прием – строительство полевых укреплений из дерева и земли. Известный военный историк и теоретик Дельбрюк писал, что в армии Морица Оранского вслед за войском возили палисады, что позволяло быстро строить блокгаузы в любом удобном месте. Мы могли бы вспомнить, что сборный деревянный „гуляй-город“ русские ратники широко использовали еще в XVI в. К тому же ополченцы из „черных людей“, привычных иметь дело с лопатой и топором, умели строить укрепления лучше, чем солдаты-наемники, считавшие земляные работы постыдным делом.
Заслуга Скопина-Шуйского состоит в том, что он широко использовал эту „нидерландскую хитрость“ в военных действиях и перешел от передвижного „гуляй-города“ к системе постоянных острожков, обеспечивших ему перевес в сражениях. Это также ликвидировало зависимость от условий местности, дало возможность везде создавать „крепкое место“, в котором „пешие люди“ успешно отбивали атаки польско-литовской кавалерии – главной ударной силы интервентов.
Широкое использование полевых укреплений являлось тактической новинкой, эффективность которой быстро почувствовали на себе интервенты.
Гетман Жолкевский называл такую тактику „успешным фортелем“ Михаила Скопина-Шуйского.
Очень интересна запись в польском дневнике осады Смоленска. Повторив наблюдение гетмана Жолкевского, что „этот Скопин, где только ему приходится сражаться, везде строит, как нидерландцы, крепости“, автор дневника подчеркивает, что эти острожки „наподобие замков“ служат опорными пунктами для наступления, а не для обороны!
Видимо, обучение войска шло быстро и успешно. Михаил Скопин-Шуйский даже сумел послать на помощь Троице-Сергиеву монастырю, по-прежнему находившемуся в осаде, воеводу Давида Жеребцова с 600 „мужей избранных воин“, уже обученных „немецкой мудрости“.
В связи с этим уместно вспомнить слова Видекинда, что русские ополченцы, с которыми проводил военные учения Христиер Зомме, имели „надлежащее оружие“. Важно отметить, что это оружие они не получили в Калязине, а пришли с ним из своих городов и уездов. Не таким уж слабым и беззащитным было „мужицкое ополчение“!
Прежде всего, ополченцы имели много огнестрельного оружия. Посадские люди восставших городов сумели хорошо вооружить своих защитников. Ярославцы, например, писали воеводам о присылке пороха, считая это важнейшим условием успешной войны. Много изготовлялось и „копий пехотных немецкого образца“. Те же ярославцы в своей „отписке“ сообщали, что „пешим на долгие торчи (длинные древки) сделаны 2 тыс. копий железных, а иные делают, потому что преж сего в полках от того конным была защита“. Длинные копья были обычным вооружением западноевропейской пехоты, а ярославцы, изготовляя их тысячами, ссылаются на успешное применение этого оружия „преж сего“ (в прошлом).