Русские вопреки Путину

Константин Крылов:

Я никого не считаю «своим» исключительно по признаку социального кода.

Тут важны оттенки слова «свой». Я не имел в виду круг ваших ближайших друзей, который, скорее всего, подобран с любовью и тщанием, и не только по «признаку социального кода». Но ведь социальный код тоже для вас важен, не так ли?

Если мы говорим социологически, о явлении, то дикую мысль не признать Солженицина и Шафаревича современными интеллигентами я оставляю на совести мыслимых вами маргиналов, чье существование и тем более репрезентативность в вопросе самоидентичности русской интеллигенции вы пока никак не продемонстрировали.

Можно ли назвать «маргиналами», например, популярнейших журналистов – ну хотя бы таких, как Марк Дейч или Шендерович? Нет, нельзя. Так вот, мнение о Шафаревиче второго я слышал (брал интервью для «Консерватора», ну и поговорили), и, поверьте, оно было не просто критическим или неприязненным, а именно что содержало «констатацию чуждости». Мнение же Марка Дейча о Солженицыне комментирует сам Солженицын (если интересны подробности, см. книгу Дейча «Коричневые»).

Но дело даже не в них – мало ли кого клеймят какие-то журналисты. Давайте посмотрим на то, как вообще позволено обращаться с тем же Солженицыным. Я не имею в виду даже то, каким образом и в каком тоне комментировалась его последняя книга. Возьмем тот факт, что популярный «рупор мнений интеллигенции», транслирующий их в «нижние слои» – В. Войнович – написал аж две книжки, в которых Солженицын являлся объектом издевательств – сначала как литературный персонаж, потом уже адресно. Это было встречено с восторгом. Для сравнения – неуважительные высказывания в адрес своих того же уровня (например, Сахарова или Ростроповича) в интеллигентской среде являются табу. (Которое иногда нарушается, но только в очень узком кругу. Человек, написавший о Сахарове то, что Войнович написал о Солженицыне, подвергся бы остракизму.)

Повторю: говоря об общественной роли интеллигенции, я обрисовал спектр. Туда, как видно из моего текста, входит и служение короне. Оно туда входит, но не может (при любом мало-мальски здравом этносоциальном подходе) являться критерием, не говоря уже о вопросе что именно понимать под служением, общественной пользой и т. д. и т. п. Потому что ряд с Даниэлем Дефо легко продолжить Джонатаном Свифтом, сего кислотными сатирами на все устройство современного ему британского общества. Вот уж был не-британец (по-вашему) образцовый.

Признаться, у меня сложилось впечатление (видимо, ложное), что вы обращали большее внимание на определенную часть спектра: «Ее общественная роль, говоря нудно, всегда и везде была мутить воду» (с) (хотя в дальнейшем списке значится как проходной пункт и «прислуживать власти»). Однако, если мы примем ваше более широкое определение, то не обессмыслится ли само понятие? Если интеллигенция занимается вообще всем и занимает все возможные позиции, то непонятно, кого к ней причислять.

Выскажусь сразу. Интеллигенция (в хорошем смысле слова) – это, грубо говоря, люди, которые предлагают обществу в качестве своего продукта (не обязательно «товара»!) свои мысли (а не мускульные усилия, не головы врагов, не товары и услуги и пр.)

Тут важны две стороны дела: интеллигент предъявляет свои мысли («что он надумал») именно в виде продукта, а не в виде, скажем, приказа или инструкции к исполнению (тогда он был бы начальником, правителем, и так далее), но и не в виде «его частного дела, которое никого не касается» (интеллигент хочет, чтобы его слушали и понимали, а иногда, хотя и не всегда – чтобы ему за это платили). Далее, общество большое, и интеллигенты могут предъявлять свои мысли (распространять, рекламировать, навязывать) разным его прослойкам и стратам. Можно служить Короне, можно проповедовать бомжам. Можно также служить чужой Короне.

Мое утверждение состоит в следующем. Подавляющее большинство интеллектуалов на Западе либо работает на власть (или, выше того, на абстрактные Национальные Интересы – это тоже своего рода инстанция), либо, как минимум, совершенно лояльно существующим властям.

Это не исключает очень резкие оппозиционные настроения, однако, согласно хорошей английской формуле, это всегда «оппозиция Ее Величества». То есть, критикуя (иногда крайне резко) те или иные решения власти, или даже конкретных людей, интеллигенция почти никогда не посягает на самые ее принципы. Разумеется, существуют отдельные диссиденты, чей голос не всегда тих. Но на одного Наума Хомского (или того же Свифта) там приходится 1000 лояльных интеллектуалов. (Впрочем, в шестидесятые годы прошлого столетия эта пропорция пошатнулась, на Западе появились настоящие диссиденты – ну так это немедленно привело к студенческим волнениям, расцвету опасных форм контркультуры и прочим неприятностям, с которыми они потом долго боролись; впрочем, характерно и то, что почти все «бунтари 68-го года» стали сверхлояльными гражданами, а иные заседают и в Европарламенте).

В России же ситуация всегда была прямо обратная: на одного Розанова приходилась 1000 революционеров, нигилистов и бунтовщиков. В советское время ситуация воспроизвела себя. В обоих случаях это привело к очень нехорошим последствиям. Можно ли из этого сделать вывод о том, на кого работала русская интеллигенция? Во всяком случае, понятно, против кого она работала: против российской власти и против российских национальных интересов.

Цель у меня одна – понять, сделать явными ваши критерии. К примеру, из этой реплики можно предположить, что критерием для вас является (более-менее резкая) критика (с более-менее далеко идущими предложениями по радикальному решению проблем) наличного положения вещей. Так ли это? В России, pardon my trench, много говна. Всякое положение вещей имеет зияющие минусы, и даже всякая нация имеет свои неприглядные привычки. Русские здесь не исключение. Вы действительно записываете в нерусских тех, кто называет говно говном, пусть чересчур резко на ваш взгляд, и неосмотрительно не выбирая выражений? Такой вывод можно сделать, к примеру, из ваших последних записей. Но бог с ним с выводом – вы сами что об этом (критерии) думаете?

Да, я считаю некоторые определенные типы систематической «критики» (слово «критика» здесь нуждается в кавычках) России и русских людей именно таким критерием. (Конечно, не единственным.)

Разумеется, я полагаю, что здесь возможна независимая экспертиза – иначе критерий был бы чисто субъективным, «мало ли кому что показалось».

Попробую это обосновать.

Давайте сначала вообще определимся с тем, поддается ли вообще критическая речь оценке. Например, мы можем разделить понятия «критики», «клеветы» и «оскорбления».

Допустим, X говорит вам: «Извините, у вас на рукаве пиджака голубь отметился», Y: «эй, чувак, на тебя голубь насрал, сотри, а то тут люди ходят», Z: «ты, бля, сраный урод, в говне, нахуй, весь вымазался, бля, кароче вали отсюда, вонючка жидовская». Скорее всего, вы не затруднитесь с аттестацией: X деликатно указал вам на вашу проблему (что заслуживает благодарности), Y сделал то же, но в довольно грубой форме, Z воспользовался ситуацией, чтобы вас оскорбить. «Способность суждения» здесь прекрасно работает, не так ли?

Вы можете возразить, что все это «к делу не пришьешь», и будете неправы. Все тот же самый УК содержит статьи 129 («Клевета») и особенно 130 («Оскорбление»). Процитирую ее всю: