«…Не сбылася мысль Митяева и не случися ему быти митрополитом на Руси: не дошед бо Царяграда на мори преставися в корабли и привезен бысть мертв и положен в Галате. Се же преславно явление показа Бог неизреченными его судьбами, глаголет бе апостол:…Никто же о себе честь воземлет, но званыи от Бога. Сего же епископи вси и игумени, и прозвутери, и мниси, и священици вси не хотяху, но един князь великии хотяше. Он же на то надеяшеся, на княжскую любовь, не вспомяну пророка глаголюща:…Добро есть надеятися на Бога, нежели надеятися на князь. Есть же инако разумети, но глаголати не мощно противу судьбам Божиим, многажды бо наводит Бог на ны скорби и предает ны в руце немилостивым пастухом и суровым за грехы наша, но не до конца прогневаеться Господь; ни в веки враждует, ни по грехом нашим воздал нам, рече бо:…Просите и дасться вам и пакы рече:…Призови мя и услышу тя, просите и примите. Вси же епископи и прозвитери и священици того просиша и Бога о том молиша, дабы не попустил Митяю в митрополитех быти, еже и бысть и услыша Бог скорбь людеи своих, не изволи быти ему пастуху и митрополиту на Руси»[639].
Судя по всему, Дмитрия Ивановича подвело то же, что и Андрея Боголюбского: он слишком активно вторгся в пределы юрисдикции духовных правителей и был за это наказан. Время для того, чтобы великий князь в полной мере стал самовластьцемь, все еще не наступило…
Своеобразный итог своей деятельности каждый великий князь, начиная с Ивана Калиты, подводил в духовной грамоте, которую он составлял в очередной критический момент жизни. От Дмитрия Ивановича до нас дошло два завещания. За полтора десятилетия, что разделяют их (насколько, конечно, можно судить по дефектному экземпляру первой духовной, составленной еще до смерти митрополита Алексея, т. е. ок. 1375 г.), произошли существенные изменения если не в официальном статусе великого московского князя, то в его самосознании. Теперь он уже сам, без оглядки на ордынского хана, распоряжается великим княжением, завещая его по своему усмотрению. Показательна и специальная оговорка, завершающая распоряжение великого князя относительно распределения даней между наследниками:
«…А переменит Бог Орду, дети мои не имет давати выхода в Орду, и которыи сын мои возмет дань на своем оуделе, то тому и есть»[640].
Несколько странный для нас оборот о перемене Орды, видимо, восходит к тексту 101 псалма:
«…В начале Ты, [Господи,] основал землю, и небеса — дело Твоих рук; они погибнут, а Ты пребудешь;
Пройдет всего несколько лет, и сын Дмитрия Ивановича уже как само собой разумеющееся будет договариваться с тверским князем о совместных действиях против Орды. При этом князья специально оговаривали случай нападения на тверские или московские земли самого царя. Мало того, судя по договорной грамоте, Орде заведомо отказано было в праве распоряжаться этими землями: