Русские земли Великого княжества Литовского (до начала XVI в.)

При первом взгляде на события 30–40-х годов в Великом княжестве Литовском заметно их сходство с тем, что происходило в это же время в Великом княжестве Московском. Речь идет о борьбе московского князя с галицкими князьями. За ней в советской историографии прочно утвердилось название «феодальная война». Л.В. Черепнин, правда, отметил, что с определенного момента наметилось перерастание войны феодальной, внутриклассовой в войну гражданскую, а политическая борьба перерастала в борьбу социальную — феодальная война непосредственно затрагивала широкие массы трудового люда.[1194] Ученый обратил внимание на участие в этих событиях городского и сельского населения. В советской историографии в движении Свидригайло отмечалось участие городского и сельского люда.[1195]

Наше исследование также подтверждает это наблюдение. Каков же был характер этою участия и о каких явлениях в жизни того и другого государств оно свидетельствует? Обращает на себя внимание, что опорой для Свидригайло в ВКЛ и для галицких князей служат в основном те районы, где в наибольшей степени сохранялись древние демократические традиции. Для Свидригайло это Полоцк, Витебск, Смоленск, Киев, а для противников Василия Темного — север европейской части России. Города севера — Галич, Вятка и др. — также в наибольшей степени еще сохраняли древние демократические порядки. «Вятчане», наряду с «галичанами», неоднократно упоминаются в составе военных сил галицких князей. Надо сразу оговориться. что эта городская демократия отнюдь не связана с борьбой за коммунальные свободы.[1196] Непосредственная демократия — яркая черта древнерусских городов-государств, которые и ряде регионов (Новгород, Псков, Смоленск, Полоцк. Витебск) сохранялись и в XIII–XV вв., а в других регионах продолжали жить и виде существенных своих элементов. Вот почему есть основания видеть в населении лишь «аморфную массу, которая служит опорой для удельных деспотов».[1197] Городской и сельский люд выступал организованно, в форме ополчений, имел и собственную «программу»: желание иметь собственного князя, сохранить свои вольности. Князья, естественно, будь это Свидригайло или Юрий Дмитриевич, Сигизмунд или Василий Темный, имели собственные интересы. Но они вынуждены были опираться на народные массы, заключать с ними договоры,[1198] давать уставные грамоты — ряды.[1199] В связи с этим нельзя не обратить внимание на один интереснейший момент. Можно говорить о своего рода альтернативе в развитии государственности и Восточной Европе. А.А. Зимин обратил внимание на то, что Дмитрий Шемяка, оставив Москву, приступил к созданию самостоятельного государства на севере, в которое входили Устюг, Галич, Вятка. По мысли А.А. Зимина, в планы Шемяки могло входить и соединение с Новгородом более прочное, чем было достигнуто.[1200] В Великом княжестве Литовском также существовал проект «Великого княжества Русского», По какому пути пошла бы русская государственность, если бы такие государства были созданы, остается только гадать. Наверняка по более демократичному. Но народные массы потерпели в этой борьбе поражение, что, в свою очередь, способствовало развитию крупного землевладения и основанной на ней государственности.

Находит объяснение и малая в конечном итоге эффективность этой борьбы. А.Е. Пресняков считал, что «слабосильный, анемичный характер борьбы происходит из-за того, что она не затронула широких общественных слоев (украинских и белорусских), не говоря уже о народных массах».[1201] Проанализированный материал свидетельствует о том, что в данном случае А.Е. Пресняков был не прав. «Анемичность» борьбы объясняется тем, что вели ее земли-аннексы, сохранившие не только облик, но и суть древнерусских городов-государств. Так же как и в древнерусский период, они действовали разрозненно, часто враждовали и друг с другом.

Итак, события второй четверти XV в. — своеобразный всплеск древнерусских демократических порядков, отживающий в целом свой век. Особенно это заметно в сравнении с движениями, имевшими место в последней четверти XV  — начала XVI в.