Русские женщины (сборник)

Всего этого я Диане не сказал, а просто пожал плечами, к дискуссии я был совершенно не расположен. Даже не поинтересовался, кого, собственно, мы тащим. Но ей было всё равно, спустя всего пару этажей Диана заговорила сама. Наше восхождение, видимо, разбудило в ней рефлекс попутчицы, и она принялась исповедоваться.

Родители разбежались, отец же, вдохновлённый книжкой «Жизнь после пятидесяти только начинается», связался с молодой, мать тоже долго не грустила – нашла разведённого пожилого вахтёра из мидовских структур и уехала с ним в продолжительную командировку в Боготу, сторожить посольство. Квартира в итоге досталась Диане. Мужчина, который переложил на меня бремя подъёма коляски, приходится ей мужем, но брак у них, что называется, европейский, то есть формальный, у него своя жизнь, у неё – своя, и уже несколько месяцев длится её роман с большим во всех отношениях человеком, хозяином конторы, где она работает, который не то чтобы годится ей в отцы, но на двадцать лет по христианскому летоисчислению её превосходит. Ей с ним интересно, умный, богатый, что тоже приятно, хоть она и не бедствует и всё себе может позволить. Уловив в её интонациях некоторую неуверенность, которая бывает с людьми, понуро перечисляющими свои жизненные плюсы, я с видом человека, знающего женскую натуру, предположил, что её крупногабаритный хахаль не блещет в постели. Оказалось, не так я догадлив, каким себя мню. В постели славный великан оказался столь же могуч и ненасытен, как и в бизнесе, и, главное, крупен – моя визави даже поставила коляску на пол площадки и отсекла ладошками воздушное пространство, в которое уместился бы средний сибас из рыбного отдела, обозначив таким образом габариты любовного аксессуара партнёра.

Я почтительно склонил голову, и мы продолжили подъём. Я не испытывал ни ревности, ни зависти. Продолжая наслаждаться безразличием, я был словно зуб, из которого удалили нерв. Откусываю, пережёвываю, но ничего не чувствую. Органический имплант.

– Знаешь, он такой старый… – вздохнула она, дойдя до конца пролёта. – Недавно увидел мой новый чехол для телефона… – Она снова поставила коляску и достала из сумочки мобильный, упакованный в чёрную кожу со стальными блямбочками. – Он решил, что это реальные кнопки, только без обозначения букв и цифр. И спросил, как же я таким пользуюсь. А я сказала, что если вертикально держишь, то это цифры, а если горизонтально – буквы.

Я насмотрелся на стариков и потому понимал её презрение. В её презрении сквозила жалость. А жалость – плохой афродизиак.

Она убрала телефон, порылась и протянула мне маленький сосуд с коньяком. Я отхлебнул, она последовала моему примеру, отёрла губы и продолжила рассказ.

Началось всё с новогоднего корпоратива, она скучала, терзаемая мыслью, с кем бы переспать. Хоть босс, во всём человек масштабный, уже тогда поглядывал на неё плотоядно, выбор её пал на молодого красавца, на которого она и обрушила свой шарм. Он, однако, хоть и производил впечатление мужчины легкомысленного, но чарам её не поддался, наплёл что-то про супружескую верность, которую он-де соблюдает, и расхожую пошлость пришпилил: «останемся друзьями». Она унывать не стала, а утолила свои эротические потребности с разнорабочим из азиатов. Наутро жалела лишь о том, что накануне алкогольное опьянение заставило милосердно сообщить ночному приятелю свой номер и тот целый месяц одолевал звонками. Неприятная настойчивость свойственна мужчинам из простонародья.

А потом само собой закрутилось с боссом. Он, как человек виды видавший и несуетливый, своего дождался. Да, староват, но умный, острит, хорош в постели, богат, впрочем она уже говорила. Встречались они в различных гостиницах, раза два-три в неделю. Не селиться же им вместе из-за одной только взаимной симпатии и общего дела. Кстати, он тоже, что называется, несвободен.

Её отношения с мужем оказались весьма своеобразными. Они были не совсем друг другу чужими – сходились и снова бросали друг друга. Я-то знал, что она всегда презирала мужчин и любила их унижать, и муж, судя по её описаниям, был идеальной для неё парой, вольно или невольно он то и дело совершал что-нибудь, что давало ей повод для презрения. Метод унижения сводился к её едва ли не публичным связям с другими. Она, разумеется, всегда выбирала женатых, чтобы было кого презирать за неверность. Если в неё влюблялись, она презирала за слабость. Муж считал её психически сумасшедшей, но не отставал, ему нравился запах других, от неё исходящий, он нуждался в её презрении и неустанно давал новые поводы.

Ещё она любила мстить. Насладившись презрением, она не мешкая переходила к мести, которую осуществляла тем же постельным способом. Таким образом, жизнь её состояла из бесконечной череды совокуплений.