Русские женщины (сборник)

Эти мысли прервал хмуро-небритый Аслан; немногословно отчитав меня, он добавил напоследок, что нам с Иваном объявлен строгий выговор:

– И себя подвёл, и меня, и людей – без выпивки оставил, понял? Полбочонка вылилось! Я же предупреждал – не пейте!.. Она, старая ведьма, всегда так!.. Её идиотам-сыновьям скучно там, на горе, в одиночку пить, так она и ловит кого попало. Я же предупреждал!

– Кто они вообще такие? Я их речи не понимал.

– А чёрт их знает! То ли крымские татары, то ли турки-месхетинцы…

– Аслан, извини меня за всё! Я поступил как свинья! – неожиданно перебил я его, и сразу стало спокойно на душе, и сомнения по поводу того, пристало ли мужчине извиняться, враз оставили меня.

– Ладно, чего там! – смутился он. – С кем не бывает!.. Главное – никто не в милиции, не в больнице и не в морге… Это я виноват, я!.. Надо было самому идти, да они костёр не могли разжечь без меня! Ладно, вставай, чего лежишь, пошли на речку. Хуже бывает, – сказал он, подмигивая и вытаскивая чекушку. – На вот, опохмелись, а то башка трещит стопроцентно. И в палатке убери бардак! Да, и гони червонец, а ещё лучше – два, на выпивку ребятам… Они как герои вас тащили! А вы как трупы были, клянусь мамой! Мёртвые! – Пряча в карман тут же выданные две десятки, он заговорщицки сообщил: – А твоя весь вечер одна сидела, скучная, тихая! Понял?..

Я, кивнув, с отвращением к себе выпил. В голове завертелась мешанина звуков и слов. Потом в палатку прилез Иван с миской холодного плова и ведром воды:

– Ведро Аслан дал – палатку помыть… А хавку какая-то баба прислала.

– Какая баба?.. В чёрных джинсах?.. С серыми глазами?.. – забеспокоился я.

– Точно. Твоя тёлка?.. Ништяк бикса!..

После еды мы вычистили палатку, я выкупался в реке и уснул до вечера. Потом в щёлку следил, как разжигают костёр, рассаживаются, едят и пьют. Обо мне никто не вспомнил.

Мысли опять бегут по привычному кругу. Безысходность. Я чувствую себя изъятым из жизни изгоем. Я почти плачу. Мне и жаль своей никчёмной судьбы, и стыдно за неё. Я и злюсь на себя, и тут же ругаю старуху за то, что она напоила нас. Я вижу себя в гробу и в то же время вспоминаю её кивок и запах волос. Я вытираю грязным брезентом лицо, а новые приливы унижения заставляют страдать, как от боли.

Потом я затихаю и до глубокой ночи думаю о своём позоре, о невозможности загубленной жизни. Кому я нужен – слабый, безвольный, нелепый, глупый и навсегда опозоренный?

Внезапно возле палатки что-то шуршит!

Меня бросает в дрожь. Сажусь, оцепенело вперившись в полог.

В просвете возникает фигура. Я от неожиданности отшатываюсь, но что-то тяжёлое уже опускается рядом со мной на лежанку. И вдруг – слабый запах духов!.. И её голос:

– Можно к тебе?