Русский ад. Книга первая

В глубине вертолета, у бака с горючим, сидели – плечом к плечу – офицеры в черной морской форме. Один из них, капитан первого ранга, держал на коленях небольшой кейс – ядерный чемоданчик.

Проститутка Машенька, шестнадцатилетняя девочка из Адлера (Грачев употреблял ее чаще других), категорически не желала оставаться у Павла Сергеевича на ночь. Машеньке сразу, пока она трезвая, показали, где на даче туалеты, но она так хорошо покурила травку, что сразу забыла, сердечная, о всех рекомендациях. Рано утром Машенька забрела в ту самую комнату, где офицеры в черной морской форме хранили ядерный кейс. Увидев постороннего человека (голую девку), офицеры выхватили пистолеты: по инструкции им предписано стрелять на поражение. Когда Машеньке объяснили, что этот кейс – ключ к ядерным ракетам Российской Федерации, она разрыдалась.

На ракеты, конечно, Машенька плевать хотела, но лежать, извините, личиком вниз на деревянных досках (девочке, как водится, заломили руки), во-первых, страшно, во-вторых, очень холодно.

Утром хмурый Грачев поблагодарил дрожащих от страха офицеров за службу Родине: молодцы, ребята, не добили ребенка.

Барсуков знал: если офицер, тем более генерал, министр обороны… обманывает – на каждом шагу – свою семью, свою жену, он рано или поздно обманет кого угодно, в том числе и Президента. Грачев везде говорит, что обожает супругу, своих детей… и не отпускает от себя гражданку Агапову, пресс-секретаря. О Тане Митковой и Арине Шараповой распространяется как о своих любовницах (врет), из-за Шараповой, был случай, Грачев в «Чкаловском» два с лишним часа держал министерский «борт» (его ждали в Брюсселе). Картина – чудо! Взмыленный Попцов, руководитель российского телевидения, носился в поисках Шараповой – по буфетам, кабинетам и коридорам огромного здания на Ямском поле, Агапова (она не ревнива) и адъютанты министра (трое) висели на телефонах, а Шарапова, оказывается, укатила с подружкой в Тунис, «уступив» Грачева корреспонденту РТР в Париже – старому чекисту.

…У Президента Ельцина – собачий нюх на подлость. Павел Сергеевич – простолюдин, человек войны, герой гор. Ельцину нравились простолюдины. Грачев так эффектно (и так часто) складывал локоть со стаканом коньяка, чтобы провозгласить тост за «здоровье Верховного главнокомандующего», что Ельцин наконец насторожился.

А тут еще и Полторанин подлил масла в огонь: на саммите в Ташкенте Ельцин и Грачев (одиннадцать часов дня!) вдруг переглянулись, вышли из-за столов и скрылись в соседней комнате.

«Главное – успеть», – смекнул Полторанин.

Точно! Локти углом, водка до края. На улице – тридцать два градуса жары, у Ельцина расписан каждый час: поездка в район к чабанам, авиационный полк, встреча с офицерами, затем – переговоры с Каримовым, и так – до ночи. «Умереть хотите? – заорал Полторанин. – Вгонят, вгонят… прохвосты Президента в гроб!..»

Грачев размахнулся и кинул (именно кинул) стакан на стол, причем водка не расплескалась.

– Борис Николаевич, че он… привязался, а?! Придирается… Борис Николаевич! Хоть вы ему, петуху, скажите… ладно? Презервуар!

«Взаимное раздражение, – уговаривал себя Барсуков, – не повод для ссоры! Президент велел «дружить», значит, будем дружить».

– А прикажет говно жрать – значит, сожрем, – заяви Полторанин, и Барсукову это очень понравилось. Не в том смысле, конечно, что он, генерал-лейтенант, был готов съесть все, что угодно, а как твердая гражданская позиция.

Барсуков понимал: люди, окружающие Ельцина, порох не изобретут… ну и ладно, продержимся, бог даст, сохраним власть… а вот приказ Президента они выполнят? В час икс? Это самое… жрать будут?

Да выскочки, самозванцы, негодяи – все так, но ведь там, где деньги, власть, там вечно подонки крутятся. Брежнев, вон, из Молдавии тоже привез в Кремль черт знает кого – и что? Страна-то жила! Работала! Развивалась!

Всадник может быть без головы. А лошадь – нет.

Между прочим, регулярная практика пофигизма существенно снижает риск сердечно-сосудистых заболеваний.

– Слышь, генерал, ты о Грише… о Явлинском… как думаешь?

Водка клонила Павла Сергеевича в сон, но он держался.

– Лай из подворотни! – отмахнулся Барсуков.

– Он меня дебилом назвал.

– Не обращай внимания.

– А в морду дать? Не лучше?

– Какой ты грубый все-таки! Неделикатный.

– Я? Слушай, я, может, художник в душе. Но я – художник фиганутый. Как все художники. У меня конфликт души и тела.

– Да ну?

– Ага. Душа, представь, просит ананасы в шампанском. А организм требует водки. И как мне быть?

– Тяжело, – вздохнул Барсуков.

– Жуть какой афедрон. В жизни, брат, все имеет свой поворот. А на повороте главное – не свалиться. Но вообще – то я до жопы счастлив своим образом жизни. Значит, в морду, короче, не лучше?

– Не-а. Гриша обидится и ничего не поймет. Он обидчивый, потому и упрямый по жизни… баранчик… Гений, бл, которому нечего сказать! Его и оглоблей не перешибешь. Он же как русская баба, слушай! Только у бабы на все есть ответ.

Настоящий десантник держит беседу даже во сне.