В упоительных беседах о календаре шло время, иконой которого и называют календарь. Отец Антоний, имея послушание портного, стрекотал швейной машинкой, в перерывах угощая кофе и показывая редкие книги из своей келейной библиотеки. В конце рабочего дня мы отправились к церквушке, стоящей над бухтой. Под ней в скале вырыта пещера, откуда, вероятно, пошло русское монашество: здесь, по преданию, спасался преподобный Антоний Киево-Печерский. Отсюда он привез для обители, устроенной впервые на древнерусской земле, благословение Афонской Горы, и этим благословением, почерпнутым в Эсфигмене, живет уже тысячу лет наше иночество. В середине XIX века на пожертвования из России афонцы поставили над пещерой церковь с русским иконостасом, посвятив ее, естественно, преподобному Антонию, которого тут, кстати, патриотически титулуют святым Антонием Эсфигменским.
Мой спутник в миру был Андреем, пришел на Афон из Русской Церкви, поэтому при пострижении он не мог не стать Антонием. Впрочем, его мирское имя правильнее – Эндрю, ибо он австралиец ирландского происхождения и, как полагается ирландцу, отчаянно рыж и задирист. К Православию, а точнее – в Русскую Зарубежную Церковь, привела его австралийка, эмигрантка из России. В храме Божием Эндрю выучил русский, с обилием церковнославянизмов, естественно. Россию, русских любит бесконечно, как получивший от нас новую жизнь. Афонский постриженник, он раз побывал на «исторической» родине, навестил семью, которая разглядывала чернеца, как гостя с луны. Впрочем, и ему австралийские родные показались «жителями другой планеты».
Если вы, Бог даст, попадете на Афон не морем, а по пешеходной тропинке, скажем, из Хиландарской сербской Лавры или из Ватопеда, то остановитесь у Святых врат Эсфигмена и посмотрите на балкон, прилепившийся справа. Если там стрекочет машинка, смело приветствуйте по-русски: «Благословите, отец Антоний!»
В одно утро на причал Эсфигмена спрыгнул крепкий грек в черной повязке на голове и, упираясь так, что на бетоне, должно быть, остались следы его босых ступней, подтащил паломничий катер. Перепрыгнув через борт, мы отплыли. По различным признакам я стал вычислять окно моей кельи, откуда не раз любовался восходом солнца над Эгейским морем. Прямо под моим окном был прикреплен транспарант: «Православие или смерть»…
Весной 2003 года православный мир облетела весть: Константинопольский Патриархат решился-таки на изгнание диссидентов и выселил их с Афона с полицией. Они не сдавались долго, лозунг обязывал!
Симонопетровский Синаксарь
В зарубежных православных храмах всегда интересны иконы с ликами неведомых в России святых. Навсегда запомнились мне увиденные в церкви под Лиссабоном (кстати, географически самой западной из православных церквей в Европе) средиземноморские лики местно-чтимых угодников со жгучими, под самые глаза, бородами и странными португальскими именами, выписанными византийской вязью. Особенно врезался в память воинственный облик св. благоверного Нуно, полководца, бившегося в VIII веке на Иберийском полуострове с маврами.
Я столкнулся с европейской святостью как паломник, но в полной мере соприкоснуться с западным культом святых пришлось моим соотечественникам поневоле, во время Великого Исхода. Во Франции они, например, открыли и приняли почитание св. Генофевы (Женевьевы), покровительницы Парижа, в англоязычных странах – св. Патрика, крестителя Ирландии. Православные общины стали по своему почину включать в календари местных угодников. Одним из первых, кто глубоко осознал эту агиологическую задачу, стал святитель Иоанн (Максимович), написавший трактат о западных святых, чтимых в русской диаспоре.
Думалось: неужели никто в православном мире не проникнется благочестивой целью собрать воедино эти драгоценные имена и жития? Ведь святые – это соль земли, земные ангелы и небесные человеки. Можно представить мою радость, когда в одной из современных греческих книг о канонизации я вычитал, что такой труд ведется, и ведется святогорцем, иеромонахом Макарием.
Симонопетровский монастырь. 2000
Познакомиться с насельником Симонопетровского монастыря оказалось несложно. В одно из посещений Афона мы встретились, а позже вступили в переписку. Выяснилось, что дело у о. Макария было много шире – ему было дано послушание составить на западноевропейском, а именно французском, языке современный Синаксарь, то есть месяцеслов в порядке литургического календаря. Французский язык был выбран не случайно, ибо о. Макарий – француз, и некогда его звали Жераром, а вот агиологом он стал помимо своей воли: так решил игумен.
Послушание началось лет двадцать назад: на краткий очерк об одном святом уходил день, о другом – месяц. В основание работы лег Константинопольский Синаксарь, к которому были привлечены новейшие источники – «Жития святых» о. Иустина (Поповича), Святцы и календари Поместных Церквей, благо Афон – международная столица Православия и в представителях разных наций недостатка нет.