Русский Афонский отечник ХІХ-ХХ веков

«Я обладаю богатством. Как это случилось, – думал я, – что в моих руках скопились такие средства, которыми могла бы прокормиться тысяча людей? Не являются ли эти богатства, случайно попавшие ко мне в руки, достоянием других людей? И я нашел, что это именно так, что мои миллионы – это результат труда других лиц, и я чувствую себя неправым, завладев их трудами. Жизнь наша красна бывает тогда, когда все нам улыбается вокруг, но если вы чувствуете подле себя нищету, будучи сами богаты, то вам как-то становится не по себе».

«При помощи своих денег я видел мiр Божий, повидал всех людей света. Изучил их жизнь, быт, нравственные достатки, узнал все их радости, счастье и горе. Но что из всего этого прибавилось к моему личному счастью жизни? Ровно ничего, та же пустота в сердце, то же сознание неудовлетворенности, то же томление души».

«Отсутствие счастья в жизни гнетет мое сознание безотчетным чувством скорби, горести и отчаяния. Так чувствую я себя теперь, по возвращении в Россию. Здесь, как и везде на свете, я вижу только одни страдания людей, одни муки человеческие, одну суету мiрскую. Как будто вся наша жизнь только в этом одном состоит, как будто Господь Бог всех нас создал для одних страданий на свете, и нет для человека никакой отрады, кроме одного печального конца – смерти... И я думаю, что все эти пытки, все мучения, все страдания суть лишь вещи, приобретенные человеком, но не наследие Божие для нас на земле. Ведь Царство Божие внутри нас, а мы всем этим пренебрегли и впали в отчаяние, в тоску, в ад жизни. Да, слаб, ничтожен и малодушен человек в выборе своего земного блага, личного счастья!»

Из приведенных высказываний Иннокентия Михайловича ясно, как проникла искра Божественной благодати в сердце молодого миллионера, которое неведомо для него самого все более и более освящалось.

После этого он стал часто посещать храм Божий и направил свою благотворительность на нужды Церкви. Здесь он нашел удовлетворение своим устремлениям к евангельской идее и последние дни своей жизни всецело посвятил достижению христианского совершенства. Около 1890 года он прибыл в Санкт-Петербург и поселился временно в своей квартире на Гороховой улице. Часто стали видеть Сибирякова в числе посетителей столичных храмов и монастырей. Его щедрые пожертвования потекли неиссякаемым источником на нужды разных обителей и богоугодных заведений. Дом, где жил Сибиряков, обратился в место, куда шли алчущие и жаждущие. Не было человека, которого он выпустил бы без щедрого подаяния. Многие получали единовременную помощь. Сколько студентов при его материальной помощи окончили в Санкт-Петербурге свое образование! Сколько бедных девушек благодаря его помощи устроили свою судьбу законным замужеством! Сколько людей, разорившихся от неудач, при его помощи взялись за прежний свой честный труд!

Входя однажды в Знаменскую церковь, он положил на книжку стоявшей на паперти монахини серебряный рубль. Та, привыкнув видеть у себя на книжке в числе добровольных подаяний одни лишь мелкие монеты, так умилилась этим даром, что сейчас же, на глазах у жертвователя, упала на колени перед образом Знамения Пресвятые Богородицы и стала громко возносить свои молитвы за щедрый дар на ее бедную обитель. Это так заинтересовало Сибирякова и так тронуло его, что он тут же спросил у монахини ее адрес и из какой она обители. Оказалось, что эта инокиня прибыла сюда из Угличского женского монастыря.

На следующий день Сибиряков явился по адресу монахини, на одно из столичных подворий, и передал ей свои карманные деньги, те, что были у него с собой, – около 190 000 рублей. Та пришла в ужас от такой суммы. Столько денег она в таком количестве никогда не видела и, подозревая что-то особенное, чего не могла объяснить себе по простоте душевной, после ухода своего жертвователя не нашла ничего лучше, как заявить об этом в полицию.

Началось следствие. Родственники Сибирякова настаивали на его невменяемости. Но суд, куда потом перешло дело, признав жертвователя в здравом уме и твердой памяти, утвердил за Угличским женским монастырем право на 190 000 рублей, пожертвованных ему Сибиряковым.

Судебный процесс, возбужденный родственниками против Иннокентия Михайловича о том, что якобы он раздает свой капитал в ненормальном состоянии, сильно подействовал на него. И он решил навсегда покончить с многосуетным мiром, удалиться далеко за пределы России в безмятежную тихую пристань – иноческую обитель Святой Афонской Горы, где и обрел он то счастье жизни, которого он долго искал по всему свету.