Русский Амстердам (сборник)

Погода субботним утром выдалась удачная: ветрено, легкие облачка, но без дождя и в целом солнечно. Как раз для приятной поездки. До вокзала Саня добирался на велосипеде, и в такое время нетрудно было найти свободный кусок пространства на велосипедной парковке. С Машей договорились встретиться у главного входа и подошли к нему с двух сторон практически одновременно, строго в назначенное время.

– Hoi! – Саня радостно чмокнул девушку в щеку.

– Привет!

– Hoe gaat het?[52]

– Нормально! – рассмеялась она. – Давай говорить по-русски! Я уже знаю, что на вопрос «как дела» надо отвечать «нормально», а не «хорошо». Как ты думаешь, это отражает менталитет русского народа?

– Это отражает, что кто-то задает слишком много умных вопросов, – приобнял ее Саша. – Автобус-то где?

– Здесь рядом. Пошли. Через десять минут автобус до Моникендама. Там возьмем катер.

– На абордаж?

– Что?

– На абордаж, говорю, возьмем – как пираты?

– А как надо сказать?

– «Поплывем на катере». Или «сядем на катер».

– Спасибо, Саша. Поплывем на катере…

– …к растакой-то матери, – не удержавшись, срифмовал Саша. – Частушка, фольклор.

– Нет, этого юмора я пока не знаю, – серьезно ответила Маша. – Вот наш автобус. Надо семь полосок стриппенкарт, это далеко.

– Ага, у меня есть. Как раз специально купил длинную.

Они сказали заветное «twee, Monikendam»[53], водитель сверкнул штемпелем, как когда-то пограничник в аэропорту, и голубая с серым стриппенкарта – билет на несколько поездок на общественном транспорте – украсилась двумя фиолетовыми полосками цифири. Свободных мест оказалось полно, и сели рядом, причем Саша, по старой привычке, пристроился у окошка (Машка-то все равно не в первый раз, уже давно все это видела). Вскоре автобус тронулся и почти сразу нырнул в чрево огромного туннеля, проходящего под морским заливом с нелепым именем IJ.

– Тут в прошлом году, – рассказала Маша, – трафик остановился. В порт приехало русское судно, у моряков не было денег, они хотели посмотреть город. Они пошли пешком по тоннелю. Сработал alarm system…

– Сигнализация.

– Да, сигнализация. Долго не могли их найти, а потом долго не могли им объяснить, что пешком нельзя.

– А эти дорожки по бокам?

– Только для emergency[54]. Если, например, пожар и людям нужно выйти наружу.

– Да, Машка, вот такие мы, русские. Бедные, но гордые.

– Вы хорошие! Я это давно поняла. Я еще в детстве зачитывалась Толстым. Надо мной даже насмехались другие дети, они читали комиксы про space wars[55]. А я плакала от Наташи Ростовой, правда! А потом, когда я была подросток, я открыла Достоевского. Это был новый мир, представляешь! Только я очень мало понимала. Я тогда думала: как может быть у русских столько имен? Я не знала, сколько в этих книгах героев. Если человек Иван Иваныч, то кто такие Ванечка и Ванюша? Я, например, Карен. И все. А вот теперь я могу называться Маша, Маруся, Мария Яковлевна, – моего отца зовут Jар, Яков…

– Машка, Маха, Маруська… впрочем, это уже было, – радостно подхватил Саша. – Что, разобралась потом с героями Достоевского?

– Ага! – девушке явно нравилось, как звенели на языке у парня ее новые имена.

– А почему именно Маша, кстати?

– Подожди! И вот потом, уже когда я учила русский в университете, я стала понимать, что в моей жизни чего-то не хватает. У меня были русские друзья, и мы говорили по душам. Они позвали меня петь в русскую церковь. Мне очень нравится пение, и церковная музыка особенно. Я стала петь в хоре, приходить на службу. А потом я решила принять Православие. И стала именоваться Мария.

– Ну, в общих чертах это я знаю. А вот почему все-таки Мария? А не, скажем, Екатерина – ведь больше на Карен похоже?

– Я не хотела, чтобы было похоже на Карен. Я хотела стать русской. Потом я поняла, что это не получается. Для меня Маша – самое русское имя. Я его хотела.

– Хорошее имя, – кивнул Саша.

Автобус тем временем выбрался из-под земли и покатил среди ровных домиков северного Амстердама и его ближних пригородов. Деревня… Да вообще, годилось ли тут такое слово? В основном – пастбища, разгороженные канальчиками с мостиками вместо ворот. Редкие крестьянские усадьбы и вовсе ни на что не были похожи: чистенькие домики, по фасаду каменные львы или вазы игрушечного размера, а с заднего двора или пастбища в двух метрах поодаль глядели толстые мохнатые овцы, раз в двадцать крупнее каменных львов. И тут же роскошная машина, а то и две.

И ни клочка земли под пустырь! И ни одного строения, от которого не шла бы безупречная лента асфальта, вливающаяся у самых ворот в узкое шоссе и через десяток километров – в скоростную автостраду. Будет ли так когда-нибудь в России? Невозможно поверить.

– Саша, а тебе что нравится в Голландии?

– Знаешь, я тоже не раз задавал себе этот вопрос. Ведь для чего-то я тут задержался, в конце концов! Ну… есть вещи, которые лежат на поверхности. Тут, конечно, жить сытнее, ничего не скажешь. Но если бы только это, я бы давно сбежал. Еще тут все очень четко и просто.

– Что ты имеешь в виду?

– Супермаркеты. Нет, серьезно. Ты же бывала в России?

– Да, три раза.