Русский аркан

Ничего удивительного – гайдзин идет в уборную. А что с тростью, так некоторые гайдзины всегда ходят с тростью, спросите кого угодно. Конечно, гайдзин по своей природной дикости может не знать, где находится чаемый нужник, поэтому что же странного в том, что он раз-другой ошибется дверью, невольно потревожив покой мирных постояльцев? Правда, было бы хорошо ошибиться именно раз-другой, не больше…

Две дюжины спален. В которых искать?

Постояв с минуту на одном месте, граф мысленно обругал себя ослом. Ведь говорил же Еропка: спальни почти все крохотные. Почти! Значит, есть и большие. Да вот они – по сторонам двух фусума больше свободного пространства, чем везде. Значит, больших спален две. Служанка потащила четыре порции лапши. Могут ли в одной спальне ночевать четверо? Судя по ее размерам – несомненно.

Теперь оставалось только выяснить, в которой из двух спален находятся ронины. На сей раз Лопухин не стал предаваться дедукции, а молча рванул раздвижную перегородку.

Много ли удивительного в том, что при игре в рулетку шарик остановится на желаемом красном, а не на огорчительном черном?

Их действительно было четверо. Они не спали. Длинные свертки лежали у каждого под рукой.

Первым желанием Лопухина было осведомиться насчет уборной, но то дрожало тело, а управлял им сейчас дух. И посредством тела дух нащупал рукоять взведенного револьвера в левом кармане, после чего глумливо подмигнул напряженным, как струна, злодеям и произнес:

– Коннити-ва, уважаемые! Бросайте оружие, выходите по одному.

Они поспешили выйти, но не по одному. Двое молча бросились на Лопухина, моментально выхватив мечи из свертков. Они бросились бы и вчетвером, но этому мешали размеры спальни.

Чего не было в специальной подготовке, так это умения побеждать столь прыткого и верткого противника. Стрелять пришлось сквозь карман, наугад. Два оглушительных выстрела перекрыли очередной громовой раскат. Один из нападавших зарычал зверем и на мгновение схватился за бедро. Второй был уже рядом с мечом на замахе.

Отступив вбок, Лопухин выпустил рукоять револьвера и едва успел выхватить из трости клинок. «Ножны» не бросил. Тесня графа в коридор, ронин хакал и бешено скалил зубы. Удары сыпались градом. Не могло быть и речи о том, чтобы отбить их тонкой рапирой, разве что изменить слегка направление удара. Но и это удавалось Лопухину с величайшим трудом.

Жаль… Ничего не поделаешь… Этого ронина не взять живьем.

О фехтовании на рапирах японец не имел никакого понятия. Молниеносный укол – и ронин захрипел, захлебываясь кровью. Сам виноват…

Тотчас пришлось отпрыгнуть – сквозь бумажную перегородку молниеносно просунулось лезвие меча. Обожгло правый бок. Лопухин вытянул перед собой рапиру, вдавил пальцем резной выступ. Грохнуло так, что заложило уши. С той стороны перегородки послышался вопль.

Второй. Совсем плохо…

Два уцелевших ронина выскочили в коридор. В тусклом свете масляных плошек хищно блеснула сталь.

А гостиница уже наполнилась воплями разбуженных пальбой и криками ополоумевших от страха людей. Кто-то визжал, как будто его резали, кто-то выскочил в коридор позади Лопухина и с дивной скоростью наддал к выходу, и громко трещали решетчатые перегородки под чьим-то богатырским напором…

Едва успевая парировать удары, Лопухин отступал. Он мог бы справиться с одним противником, не знающим, что такое рапира, но с двумя мастерами фехтования на мечах не имел шансов и знал это. Чертовы японцы! Российские бандиты кинулись бы спасаться кто куда, если уложить половину банды, – эти нападали и нападали. Неважно, что гайдзин загораживал им выход, – много ли труда надо, чтобы проломить стену и уйти в грохочущую ночь с надеждой на успех?

Но они наседали, и Лопухин пятился. Теперь не могло быть и речи о переходе в атаку. Только оборона… которая вряд ли затянется.

Проще всего было пуститься наутек, надеясь на то, что люди Иманиши, несомненно, уже взявшие винтовки на изготовку, отличат европейца от японцев и не пристрелят его по излишнему рвению. Но отчего-то бегство казалось постыдным. И главное: хоть одного надо было взять живьем и заставить говорить!

Сказать легко. Куда труднее сделать.

Полой тростью граф делал обманные движения. Первые секунды боя это заставляло противника держаться настороже. Потом перестало действовать.

Снаружи грохотало небо. Внутри орали, визжали и громоподобно трещали чем-то. Лопухин отступал.

Еропка, черт бы его побрал! Неужели заснул, паршивец? Или… струсил?

Бабий визг за стеной – и дикий грохот! Перегородка рухнула, едва не придавив ронина. А вот от летящего в голову сундучка ронин успел увернуться лишь отчасти, приняв удар плечом…

Упал, но сейчас же вскочил, обратясь против другого противника, – из разломанной стены, как медведь из берлоги, лез Еропка, швыряя в ронина чем ни попадя.

Вот оно что… Слуга не лодырничал. Он шел напролом, круша хлипкие стенки, шагая по постояльцам, и напал на противника внезапно. Ай, молодец!