Русский аркан

На прием во дворец отправились впятером: цесаревич, Лопухин, Иманиши, примчавшийся из Иокогамы Гжатский и Корф. Но первые четверо ехали в императорском экипаже, специально присланном за ними в знак восхищения мужеством воздухоплавателей, а Корф, завидуя, отправился в собственной коляске. Конные гвардейцы салютовали саблями на европейский лад. Выходило это у них забавно.

Вначале проехали через обнесенный стеной квартал правительственных учреждений. Затем по подъемному мосту пересекли широкий, наполненный водой ров и, въехав в помпезные ворота, оказались в обширном парке — не регулярном французском, где человек, уподобившись то ли математику с циркулем и линейкой, то ли фельдфебелю со шпицрутеном, жестко велит деревьям и кустам расти так, как ему хочется, и не ландшафтном английском, копирующем природу, а истинно японском, помогающем природе лучше выявить свою красоту, но, конечно же, не до конца, ибо полная завершенность есть смерть, а не жизнь.

За стволами причудливо искривленных сосен мелькнули здания императорской резиденции…

На взгляд Лопухина, самый малый прием в Царском Селе, не говоря уже о рождественских балах в Зимнем, отличался бОльшим великолепием. Но здесь удивляла экзотика.

Военный министр Тайго, рослый крепыш в алой накидке и широчайших панталонах-гаккама, беседовал с министром Укобо, облаченным в превосходно сшитый фрак. Мелькали придворные дамы в роскошных кимоно тончайшего шелка, надетых одно на другое по пять-шесть. Некоторые, подражая императрице, были в европейских платьях, что не прибавляло им изящества. Но и они держали в руках не европейские, а японские веера. А о том, что на свете бывают настолько сложные прически, в Европе до сих пор знали лишь немногие.

Император вышел к гостям в военном мундире французского покроя с голубой андреевской лентой через правое плечо и звездой ордена Андрея Первозванного. По рядам иностранных дипломатов побежали шепотки.

— Надел только русский орден, — прошептал на ухо Лопухину взволнованный Корф. — Очень хороший знак. Надеюсь, теперь-то они перестанут тянуть с договором…

К удивлению Лопухина, микадо носил довольно пышные усы и короткую бородку, а лицом и впрямь напоминал скорее европейца, нежели японца. Следом за монархом важно шел церемониймейстер, держа в руках четыре коробочки. Одна была больше других.

Предстоит награждение, подумал Лопухин и не ошибся. Микадо произнес короткую речь о мужестве русских воздухоплавателей и о дружбе между Японией и великой Россией, а барон Корф перевел ее на русский. Цесаревич Михаил Константинович был награжден орденом Хризантемы; Лопухин, Гжатский и Иманиши — орденом Восходящего Солнца второго класса. Награжденные учтиво благодарили. Иманиши был бледен от волнения и украдкой смахивал капли пота со лба.

— Есть отчего волноваться, — шепнул Лопухину Корф. — Восходящее Солнце — третий по значению орден в Японии и имеет восемь классов. Получить сразу второй — неслыханная удача для полицейского офицера. Обыкновенно они служат из одной преданности. И великолепно, должен признать, служат, нашим бы карьеристам так служить!

— Разве он не карьерист? — шепнул в ответ Лопухин.

— Иманиши? Карьерист, конечно. Но виду не подаст.

С самым любезным видом отвечая на поздравления, граф одновременно наблюдал за гостями. Прием был большим, присутствовал весь дипломатический бомонд. Вот немцы и среди них монументальный фон Штилле, вот французы во главе с маленьким сутулым Дюшампи, далее итальянцы, голландцы, испанцы… А вон тот долговязый и поджарый с идеальной выправкой — чистой воды британец, наверняка любитель скачек, бокса и игры в поло. Кажется, он идет сюда?

И верно: приблизившись, англичанин поклонился Лопухину. Пришлось ответить на поклон.

— Гордон Эймс, советник британского посольства, — представился англичанин. — Примите мои поздравления, граф.

— Благодарю, вы очень любезны.

— Надеюсь, достаточно для того, чтобы вы уделили мне несколько минут вашего времени? — улыбнулся британец. — Банкет начнется через полчаса, а перед ним гости пойдут любоваться фонтанами. Они удивительны, но я надеюсь, что вы не останетесь в претензии, если присоединитесь к гостям чуть позже.

— Слушаю вас, — сухо сказал Лопухин. Он заметил, что Корф собирается вновь подойти, и показал ему глазами: не надо.

— Я хочу говорить с вами о смерти сотрудника нашего посольства, — сказал Эймс.

— О мистере Арчибальде Дженнингсе?

— Нет, о сэре Джеффри Палмере, нашем военном атташе. Он поел в японском кафе какой-то гадости и умер. Полиция установила, какие блюда ему подавали. Ничего особенного, не было даже рыбы фугу. Однако сэр Джеффри пришел домой и умер. Повар арестован местной полицией и до сих пор находится под стражей. Насколько мне известно, он сознается только в преступной небрежности. Печально, но бывает, не так ли?

— Так.

— И все же немного странно, правда?

— Правда.