– За час разберемся, ваша честь. Ну, может, чуть подольше. Может быть, нам стоит прибегнуть к наркотикам? Я мог бы распорядиться… – Аксу отдал честь. Санмартин ответил тем же, и Аксу удалился.
– Разведка трудится в поте лица, – заметил Санмартин.
Береговой снова потер подбородок. На этот раз он по-настоящему задумался.
– А док?
Санмартин поморщился.
– Я ей сам скажу.
– Правду?
– Правду, но не всю.
– Как можно меньше.
– Если придется, – сказал Санмартин, – я сам буду заливать им в глотку эти наркотики, причем ржавой ложкой.
Береговой кивнул и удалился, по-прежнему погруженный в размышления.
– Я хочу увидеть, что на душе у парня! – сказал Санмартин, ни к кому не обращаясь. Стрелок, выравнивавший холмик, не обратил на него внимания.
Кроме горе-вояк, которых они брали в плен целыми толпами, у них набралось еще человек пятьдесят, попадавшихся по одному, по двое. Они оказались без оружия и более или менее убедительно доказали, что они вовсе не участвовали в мятеже, а просто вышли погулять. Их отпустили, но поступить так же с теми, кто был захвачен с оружием, было нельзя – начались бы нежелательные разговоры.
Санмартин достаточно хорошо знал людей, которые втянули в эту авантюру таких, как Ханнес ван дер Мерве, и мог предвидеть последствия. Очень возможно, они снова загребут отпущенных на свободу к себе в войско. Это, конечно, не помешало бы бывшим пленным распространять среди гражданского населения сведения о поражении и о великой мощи имперских войск. Но предводители буров – народ недоверчивый. Они захотят провести собственное расследование. А Раулю нужно было знать, что думает Ханнес ван дер Мерве. И, как это ни смешно, могут ли они положиться на ложь.
– Я хочу сжать его душу в горсть и выдавить все, что там есть, – тихо добавил он. Посмотрел на стрелка. – Ты ведь был в Пустынях с девятым взводом?
Стрелок кивнул, продолжая формовать холмик с пристрастием художника. Он отлично помнил эти тяжелые дни в пустыне.
– Помнишь, как Виеру прострелили яйца, когда он передавал воду? Ох, мы и ржали! Мы прозвали его «Дик в яблочко».
Стрелок тоже рассмеялся. Это было на девятнадцатый день. Двое из рабочих, которых они преследовали, накануне покончили жизнь самоубийством.
Санмартин посмотрел в сторону Ридинга.
– А теперь вот это, – сказал он.
Стрелок кивнул. Он завершил приготовления и пальнул в охапку соломы.
Среда (13)
Кекконен сидел, прислонившись спиной к брустверу, и развлекался тем, что играл в пасьянс насквозь промасленными картами. Серый зевал, не снимая пальцев со спусковых крючков своей ракетной установки.
Со стороны Блумфонтейна показался небольшой грузовик. Серый загнал в ствол первый заряд с ловкостью, которая приобретается только годами практики, и лениво ждал его приближения. Машина прибавила скорость. Глаза Серого сузились. Он привстал и снял ракетную установку с предохранителя.
Машина не остановилась перед шлагбаумом. Она проломила его, не обращая внимания на выстрелы часового. Но тут же замедлила ход, объезжая первый из надолбов. Серый успел увидеть напряженное лицо водителя и выстрелил сразу из всех стволов.
Грузовик взорвался. Кекконен судорожно вцепился в бруствер, сжимая в руке второй, уже ненужный заряд.
– Jumalan kiitos! – прошептал он.
Серый со скучающим видом прочистил орудие и снова установил его на треноге, направив стволы вверх. Карты Кекконена плавно опускались на землю. Почерневшее шасси грузовика осталось лежать между первой и второй надолбой.
С того дня энергию с океанской электростанции подавали только по три часа в день.
Брувер закрыла за собой дверь и на какое-то мгновение застыла, явно раздираемая сомнениями, – это дало Верещагину возможность оценить ситуацию. Тонкое лицо ее выражало одновременно и замешательство, и предельное волнение.
Матти Харьяло звал ее «проходной пешкой» – крошечную пылинку среди сильных мира сего. Пешки почти всегда непредсказуемы. Но все равно надо пользоваться тем, что под рукой.
Верещагин тихонько постукивал о ладонь курительной трубкой, перебирая в уме крупицы информации, которые выудил у Рауля Санмартина за все эти месяцы. Она любит яркие цветы, вдруг вспомнилось ему, хотя на планете ничего подобного не растет. Когда рука женщины наконец соскользнула с дверной ручки, он вежливым жестом пригласил ее присесть на потертую скамейку рядом с собой.
– Добрый день, юффрау Брувер, – поздоровался он, вставая и пожимая ей руку.
Брувер, запинаясь, пробормотала что-то в ответ и села. Мягкие карие глаза Верещагина внимательно изучали ее. Кожа у женщины была очень светлая, а такую стройную фигуру редко встретишь среди африканеров. Верещагин заметил и свежий синяк, очень маленький, в нескольких сантиметрах ниже локтя.
Настала пора заговорить.
– Выражаю самые искренние соболезнования в связи с кончиной вашего сводного брата. Наверное, ему было не так уж много лет.
Женщина недоуменно уставилась на него. Поколебавшись еще несколько мгновений, она пробормотала слова благодарности.