Русский батальон

Люди Янковски знали свое дело. Одни выводили жителей на улицу и снимали у них отпечатки пальцев, другие тут же начинали обследовать стены, полы и потолки на предмет хранения оружия и взрывчатки или характерных признаков, оставленных ими. На улице замкомвзвода сержант Пересыпкин суетился вокруг растущей горы конфискованного оружия.

Пересыпкин, или Перцовка, был возбужден не меньше Янковски. В предыдущем населенном пункте они чуть ли не добрых два часа затратили на раздалбливание бетонной стены, в которой денсиметр зафиксировал полость. Вместо оружия обнаружили разложившийся труп чьей-то жены! Потом еще целый час занимались последствиями открытия.

Он переключил внимание на приближавшегося солидного мужчину в соломенной шляпе, за руку которого отчаянно цеплялась молодая женщина. Мужчина отстранил пограничника, пытавшегося ему помешать. Вдали, на летном поле, Пересыпкин увидел легкий транспортный самолет, знакомый его взводу, и догадался, кому он принадлежит.

Женщина, Даниэла Котце, наконец замолчала. Весьма недурна собой! Пересыпкин проявил галантность и сделал ей комплимент по этому поводу, но не забыл пометить у себя ее номер.

Вторник (3)

Верещагин бросил взгляд на часы и закрыл глаза, ожидая стука в дверь. Если Саки Буханов и обладал каким-то недостатком, то это наверняка его педантичность, из-за которой действия интенданта всегда легко было предугадать.

Несколько секунд спустя раздался вежливый стук в дверь. Вошел обеспокоенный Буханов. Верещагин усадил его на стул.

– Сэр, есть проблема.

– Интересно, что за проблема, – невинным тоном произнес Антон.

– Сэр, нам разрешено иметь десять рекрутов сверх штата, а у нас их семнадцать.

Верещагин задумчиво постучал пальцем по подбородку.

– К тому времени, как Пауль закончит свои дела, у нас их не будет. Лишним оплатите из представительских. Принесите мне бумагу, я подпишу.

Буханов сейчас походил на епископа, в присутствии которого Папа Римский плюнул в купель для крещения. Верещагин ласково взял его за руку.

– Мы уж сто лет так делаем. Тридцать восемь – совсем немного с точки зрения Пауля. Пожалуйста, посмотрите, нельзя ли в ближайшие дни найти еще людей.

Закончив свое дело, Верещагин царственно удалился, пока Буханов не успел сотворить на своем лице еще какую-нибудь мину. За дверью Верещагина настиг Матти Харьяло и тронул за плечо.

– Что, какие-нибудь утренние новости, Матти? Харьяло улыбнулся.

– Телеграмма от полковника Линча, – сообщил он, перебирая множество принятых от компьютера документов. – Служба тыла штаба запрашивает реквизиты наших транспортных средств.

– Сколько мы получили, двадцать семь?

– Да. Напишу больше. Там стянули немного больше.

– Так, хорошо. Что дальше?

– Телеграмма от полковника Линча. Кто-то обратил внимание, что Тихару Ёсида не обновил инструкции по обслуживанию матчасти.

– Так, без этого обойдемся. Остальные надо смотреть?

– Нет, – ответил Харьяло, глядя на последний листок.

– Благодарю вас, Матти. Все, пожалуйста, молчите. Я знаю: через три часа мне нужно явиться к нему в штаб с докладом. Вылетаю.

На стене в кабинете полковника Линча на почетном месте висела клюшка для гольфа – как вешали сабли в прежние времена. Кожа на ручке выглядела новее, чем металлическая часть клюшки. Это было молчаливым напоминанием о том, что Линч унаследовал от предков стремление к шику.

Беседа между полковником Линчем и Верещагиным, по мнению последнего, была на редкость скучной. А вот мягкий ковер ему понравился…

Линч почти сразу приступил к делу.

– Верещагин, это абсолютно неприемлемо! Как я понял, этот ваш капитан Санмартин расстрелял человека, основываясь лишь на обвинениях, не проведя даже видимости официального расследования?

– Полковник Линч, я не знаю, так ли вы поняли или нет, но свой отчет я вам направил. Это дело закрыто, – стараясь быть предельно вежливым, ответил Верещагин.

Со времен войны с банту, а может и дольше, бурские общины испытывали почти патологический страх перед насилием. Санмартин действовал, как и требовал того Верещагин, с величайшей осмотрительностью. Вопрос состоял в том, не следовало ли передать дело в суд. Линч, сделавший карьеру в штабе, придавал особое значение мелочам.

– Верещагин, извольте объяснить!

– Полковник Линч, я оформил все должным образом. Я не желаю, чтобы мои офицеры подвергались какому бы то ни было нажиму, не хочу, чтобы совали нос в дела моей части под любым предлогом. Это дело закрыто.

Лицо Линча задергалось. Нервный тик.

– Возможно, вы слишком близко связаны с этим делом, чтобы адекватно оценить инцидент, – сказал он, Стараясь выглядеть спокойным.

– Полковник Линч, если вы хотите разобраться с положением в моем батальоне, то могли бы выбрать более правдоподобный предлог. Повторяю, дело закрыто.

Верещагин пошел на неприкрытое нарушение субординации. Но Линч как будто не заметил этого. Он стал ходить по помещению.

– Все отчеты, которые вы мне присылали, сплошная чепуха! – заявил он ни с того ни с сего.

Вопрос задан не был, поэтому Верещагин промолчал.