Русский Берлин

У Бурцева сложилось впечатление, что Азеф, видимо, «действительно хочет суда над собой», но одновременно он чувствовал, что тот ведет какую-то свою игру. И все же Бурцев считал необходимым организовать суд, а не убивать Азефа, «как бешеную собаку, которую убивают везде, где только встретят: именно такое настроение в отношении к Азефу было в это время среди эмигрантов социалистов-революционеров». Свою позицию Бурцев отразил в написанном им рассказе о встрече с Азефом, опубликованном во многих газетах. Но суд не состоялся, «старые товарищи» Азефа психологически не могли встретиться с ним, — хотя бы как с подсудимым, — и отказались от каких бы то ни было разговоров на эту тему». Азеф, однако, сумел извлечь свою пользу из встречи с Бурцевым. Тот, как отмечает Б. И. Николаевский, поверил, что «Азеф больше не имеет никаких сношений с полицией, — а вслед за Бурцевым этому поверил и весь мир. В результате настойчивость, с которой революционеры вели поиски Азефа, не могла не ослабеть. А для последнего это было самым главным».

После встречи с Бурцевым Азеф снова около года колесил по Европе, но в 1913 г. вернулся в Берлин. Начавшаяся Первая мировая война подкосила его биржевой бизнес, старые накопления подошли к концу, и чтобы удержаться на плаву, Азеф открывает модное ателье, которое давало ему средства к существованию в первый год войны. Жить было тяжело, но сносно, пока в июне 1915 г. в кафе на Фридрихштрассе «короля провокаторов» случайно не опознал один из осведомителей немецкой уголовной полиции, знавший его как Азефа. Вскоре на станции метро «Гогенцоллерндамм» он был задержан. В тюрьме Азеф с удивлением узнал, что его арестовали «не как агента русского правительства, а как опасного революционера, анархиста и террориста, который на основании международных полицейских конвенций подлежит по окончании войны выдаче России».

В тюрьме Азеф провел два с половиной года. Находясь в сырой, холодной камере, он тяжело заболел. В апреле 1918 г., через несколько месяцев после освобождения, Азеф умер в берлинской клинике Krankenhaus Westend от почечной недостаточности и был похоронен на кладбище в Вильмерсдорфе в безымянной могиле за № 446, до наших дней не сохранившейся. За гробом шла только Хедаи де Херо, которую Николаевский называл госпожой N. Работая над книгой, он весной 1925 г. встретился с ней. Вместе они побывали на могиле Азефа.

«Длинные ряды могил. На каждой памятник, обычно, правда, очень скромный. На каждой же и табличка: здесь лежит такой-то, родившийся тогда-то и умерший тогда-то. «Упокой, господи, его душу!» Только на могиле Азефа ни таблички, ни памятника. Она не заброшена: обнесена железной оградой, обсажена зеленью — цветы, куст шиповника в цвету, две маленькие туи… Видна заботливая рука. Госпожа N. не забыла Азефа. О нем она вспоминает с большой любовью и, по ее словам, часто ходит на его могилу. Но на последней нет никакой надписи, только кладбищенский паспорт — дощечка с номером места: 446. Госпожа N… пояснила, почему она сознательно решила не делать никакой надписи:

— Знаете, здесь сейчас так много русских, часто ходят и сюда… Вот видите, рядом тоже русские лежат. Кто-нибудь прочтет, вспомнит старое, — могут выйти неприятности… Лучше не надо…»