Русский брат. Земляк

— Ты кому давал — комитету? А комитет тютю, — собеседник Семена разлил остатки по стаканам. — Вообще-то интересно. Я лично живого кэгэбэшника видел только издалека.

— Я его ни имени, ни фамилии не знал. Называлось: куратор. Встречались мы раз в две недели, — Семен опрокинул стакан и вытер губы тыльной стороной ладони. — Молодой совсем был мужик. Сейчас, наверно, уже полковник, не меньше.

— А как он тебя… в смысле завербовал?

— Когда я на толчок прикатил за запчастями. Подходит, показывает удостоверение. У меня матка опустилась, сам понимаешь. Но он на психику не давил — сразу сказал: за тобой ничего плохого не числится, но за сектой мы намерены присматривать.

Бывший автослесарь-осведомитель с восхищением вспоминал точность, с которой куратор всегда прибывал на место встречи, его умение лихо водить машину, модные галстуки и неизменно дружелюбно-корректный тон.

— Он, понимаешь, не подделывался. Не выматерился ни разу за все время. Не пытался играть в своего парня. Одним словом, не фальшивил…

Непосредственный начальник и одновременно интимный друг тридцатидвухлетней Ларисы Кузнецовой, сотрудницы рекламного агентства «Премьер СВ», примерно в это же время вдруг заинтересовался ее прошлым.

— Недавно я сидел в одной компании с майором ФСБ. Стал хвастаться, какие у меня работают таланты. Он услышал твою фамилию и говорит: «Я в свое время чуть не женился на Ларисе Кузнецовой». Знаешь, меня как-то заело: ты это или не ты?

— Максим? Господи, он до сих пор майор?

— Никогда бы не поверил, что у тебя могло быть что-то общее с человеком оттуда.

— Ты просто плохо его знаешь, — Лариса нащупала на тумбочке возле кровати пачку сигарет. — Это человек особой породы. По крайней мере был таким, когда мы поддерживали отношения. Мужчина. Бывают такие люди, которых никто и ничто не может унизить.

Она щелкнула зажигалкой, и в темноте спальни на секунду проступило лицо с растрепавшейся прической.

— Почему тогда?

— Старая как мир история. Ты не замечал, что женщину часто подмывает изменить именно тому человеку, который ее любит? Вот тебе, например, я не изменю. А Максиму — случилось. Нашло что-то и все.

— Смело, однако. Прокинуть человека оттуда.

— Он обещал сводить меня на Иглесиаса — тот тогда чуть ли не в первый раз прикатил в Москву. В зрительном зале, еще до начала концерта я каким-то образом почувствовала, что Максиму моему все доподлинно известно. И все равно он счел нужным сдержать слово. На концерт я попала — Иглесиас был в ударе.

Лариса погасила в пепельнице только что раскуренную сигарету.

— Потом Максим подвез меня домой как обычно. Я поставила его в такое положение, когда человеку очень трудно держаться с достоинством. Но он сумел. Мы попрощались и на этом все закончилось…

За пилкой дров в подмосковной «зоне» о майоре Левченко спрашивали человека, которого тот в свое время раскрыл. Человека, предписавшего командиру Таманской десантной дивизии тренировать на своих полигонах людей из «Аум Синрике».

В заплеванном окраинном пивбаре на откровенный разговор о Левченко умело вывели его бывшего сослуживца, теперь обычного московского алкаша…

Информация стекалась к Белозерскому, тот проглядывал ее в промежутках между другими делами. Мастера «Востока» беспокоило одно — не мог такой человек как Левченко пойти на сотрудничество ради денег. Все мелкие детали и несущественные подробности рисовали другое лицо. И тем не менее…

* * *

Левченко вышел на одну из аллей Останкинского парка на минуту раньше назначенного времени. День стоял пасмурный, и на фоне однотонно-серого неба особенно яркой смотрелась подстриженная трава геометрически правильных лужаек, первые желтые листы. Копии античных бюстов на невысоких постаментах светились нетронутой временем белизной.

С майором поравнялся бледный человек со слегка удлиненным породистым лицом, чем-то родственный этим застывшим слепкам когда-то живого величия. Они с Левченко обменялись несколькими нейтральными фразами о перемене погоды и красоте старинного парка при дворце графа Шереметьева. Майор узнал голос человека, говорившего с ним на боксерском турнире.

Удостоился, наконец, чести лицезреть шефа на расстоянии вытянутой руки. Что это? Знак высокого доверия? По всему выходило так — собеседник подчеркнуто высоко оценил его заслуги в деле с аэробусом.

— Вы предпочитаете и дальше получать наличные? Можно ведь переводить деньги на счет. Любой банк: российский, швейцарский…

Из здания, украшенного колоннадой, выходит группа экскурсантов. Стал накрапывать дождь, раскрылись разноцветные зонты.

Левченко подозревал, что в его биографии основательно копаются, что многие вещи не стыкуются с образом агента с трехзначным номером, озабоченного только размерами гонорара. Сейчас он решил сыграть ва-банк, в очередной раз довериться собственной интуиции.

— Пока для меня предпочтительнее наличными. В целом по финансовой стороне дела у меня нет претензий. Но есть другие важные моменты — как раз они не очень меня устраивают.

— Давайте обсудим, — Белозерский приподнял воротник легкого плаща, он пришел на встречу без зонта.