Русский брат. Земляк

Кафешка оказалась аккуратным вагончиком с вывеской «Лесной родник». Плюс расчищенное место для стоянки и несколько переносных столиков в тени деревьев. От мангала вертикально вверх курился сизый дымок. Хозяин любовно нанизывал на шампуры мясо вперемежку с помидорами. Посетителей не было видно. Притормозил «КамАЗ», водитель забрал две порции с собой.

Алексей вышел, поздоровался со смуглым лысоватым человеком.

— Говори, что душе угодно. Шашлык из свежей свинины, люля-кебаб? С соусом или без?

— Не спеши. У тебя можно оставить машину?

— Машина классная, — тот поднес к губам сложенные в щепотку пальцы. — Будет как у Христа за пазухой.

— Надо проехать километров пять по полю. Жалко ее гробить.

— Погоди, один момент, — хозяин обернулся к худому нескладному парню. — Ашот-джан, посмотри что им надо.

Парень направился к притормозившей черной «Волге».

— Это из районной налоговой. Знаю наизусть все ихние номера. Любят черный цвет, раньше вся номенклатура ездила на черных.

Водитель машины забрал через окно четыре порции шашлыка и упаковку баночного пива.

— Даже не хочу подходить, — отвернулся хозяин. — А то еще чего-нибудь придумают. Расплачиваться никто не собирается. Пасутся здесь и еще родственников присылают. Шакалы. Это сверх денег, которые ежемесячно отстегиваешь.

Жесткие усы топорщились при каждом слове, от одежды пахло дымом, как будто хозяин перегрелся от злости.

— Так вам куда, к Петровичу? — продолжил он, вернувшись к любезному тону, когда «Волга» исчезла за поворотом. — Я его зову: святой человек.

Алексей подтвердил.

— Тогда сам подброшу, у меня мотоцикл с коляской. Сколько вас, двое? Отлично. Журналисты, наверно. В натуре святой. Подкидываю ему жрачки время от времени. От мяса отказывается, только хлеб давай. Я тут беру у земляка, у него своя пекарня поблизости. Свежий чурек, равных нет. Давай, ставь машину, я пока выкачу свой ящик с музыкой.

Хозяин скинул фартук и предупредил Анюта, что тот на время останется один на хозяйстве.

— Без меня вы бы в жизни его не нашли, — объяснял кавказец, пока мотоцикл скакал по рытвинам, трясясь и подпрыгивая. — Изба сейчас стоит пустая. Пока теплые деньки, он сутками в лесу — делает заготовки на зиму. Раз в неделю мы обязательно видимся. Умный мужик: молчит-молчит, потом как скажет — хоть в книгу записывай.

Мотоцикл свернул на лесную тропинку и лихо помчался дальше. Солнце перебегало от листа к листу, в глазах рябило от игры светлых и темных пятен.

— Приехали, — удачно подвернувшийся проводник остановился на поляне возле кострища. — Скоро подойдет. Вот — передадите ему.

— Где он сейчас? — спросила Зиба, принимая холщовый мешок с еще теплым хлебом.

— Бродит поблизости. Заскочу за вами часика через три. Понадобится раньше, можно и пешком. Тут, если знать дорогу, недалеко.

Супруги остались вдвоем. Алексей наломал сухих веток и разжег зажигалкой костер. Авось Рощин почует запах или заметит дымок над кронами деревьев.

— Как думаешь: случайно Семичастный вспомнил именно о нем?

— Пока не знаю, — Зиба не могла усидеть на месте: бродила взад-вперед, рвала и жевала кисловатую заячью травку.

Алексей пытался угадать — как поведет себя отшельник. Время текло медленно. Полное отсутствие событий, только игра солнечных пятен на мху и траве, птичий щебет, медленные перемещения облаков в просвете над поляной. Несколько раз отчетливо слышался треск — но это были отзвуки обычной жизни леса.

Рощин появился бесшумно, с той стороны, откуда они его не ждали. Заросший, с космами до плеч. В гимнастерке с чужого плеча, выгоревшей почти до белизны, с небогатым урожаем грибов в корзине. Скрюченные, будто судорогой сведенные пальцы. Почему-то защитные очки — разве в лесу слишком яркое солнце?

Зиба смотрела в упор, ожидая реакции. Но реакции не последовало — Рощин присел на корточки возле костра, подкинул еще несколько веток.

— Смотрите внимательно, — наконец, прервал молчание Алексей. — Вы ее знаете.

Рощин послушно поднял глаза. За темными стеклами трудно было разобрать выражение глаз.

— Не помню, — произнес он глухим, скрипучим голосом, словно механизм голосовых связок проржавел от редкого употребления.

— Хаджиева Зиба.

Наморщенный лоб лесного жителя свидетельствовал о внутреннем усилии.

— Не помню.

По запаху свежего хлеба Рощин нащупал мешок. Достал чурек и стал есть, методично отрывая кусок за куском. Насытившись, опустился на землю и вытянул ноги. Он выглядел уставшим, обессиленным.

— Зиба, — повторил Алексей. — Давно, десять лет назад. Первое мая на даче. Были еще Семичастный, Альтшуллер, Лобачев…

Он остановился — Рощин явно не реагировал на перечень фамилий.

— Я дал себе слово всех забыть.

Никто не признал бы в этом одичалом лесном жителе одного из участников того дурашливого веселья удачливых, уверенных в себе, набирающих обороты людей.

— Сейчас он вспомнит, — Зиба достала заряженный пистолет и с трех шагов направила Рощину в лицо.

Тот продолжал сидеть — не вздрогнул, не отпрянул инстинктивно.

— Даю тебе три секунды освежить память! — закричала Зиба, срываясь на визг.

Человек, когда-то выбравший одиночество, отвернулся в сторону.