Русский бунт. Начало

– И тебе здравствовать князюшка. Садись, не чинись. Ваня – я выглянул в соседнюю комнату, где расположилась моя походная канцелярия и телохранители – Похлядай здеся поснидать чего по-быстрому.

Было уже обеденное время, да и отметить победу стоило. Карты и документы быстро убрали со столов, сдвинули их. Почиталин принес несколько караваев хлеба, конскую колбасу, всякие соления и глиняные кружки.

– Царь-батюшка – Чика сделал умильные глаза – А может по случаю небывалой виктории мы по чуть-чуть примем? Душа просит!

Зарубин достал из под стола штоф с какой-то прозрачной жидкостью. Полковники и генералы одобрительно заворчали. Я тяжело вздохнул.

– Князь, вера то дозволяет хмельное тебе? – я посмотрел сначала на Уразова, а потом на Салавата.

– Э… Наша вера добра воинам в походе. От сего харама любой кади или мулла очистит легко.

Я пожал плечами. Странный подход к исламу, но кто я такой, чтобы решать, как людям верить?

– Разливай! – решился я – Но только понемногу, буйства хмельного не потерплю!

Первый тост, разумеется, подняли за истинного российского императора – Петра Федоровича Романова. Выпили. Водка оказалась обычным самогоном, правда весьма чистым и мягким. Закусили колбасой с хлебом, обсудили перипетии боя. Все хвалили Овчинникова, а также Чумакова.

– Да уж… дали мы огня каровским – Федя с первой кружки тут же раскраснелся, заулыбался – Я своих каждый божий день экзисцирую, гоняю как сидоровых коз.

Выпили по второй. Уже за славную победу.

Разговор перешел на уразовских людей. Я велел привести всех к штабу на присягу. Всю сборную солянку из татар, калмыков и мещеряков, численностью около тысячи человек, определили в третий полк, который назвали без затей – казанским.

У полковников с генералами загорелись глаза. И я уже догадывался почему.

– Надо Казань брать! – первым решился Мясников.

– И Симбирск с Самарой – тут же влез Чика – Я поспрашивал этого енерала Феймана. Представляешь, царь-батюшка, он как написал письмецо отказное, подумал-подумал и попросил у меня пистолет стрельнуться. Дескать, не может с таким позором. А я ему грех смертный, в ад сразу пойдешь. Ну он совсем закручинился…

– Ты о деле говори – оборвал я рисующегося Зарубина.

– Ентот Кар велел своим начальным людям забрать гарнизоны ото всюду! Пусты крепостицы да фельдшанцы. Дай бог рота инвалидов. А то и вовсе капральство-другое…

На меня смотрели внимательные и совсем не пьяные глаза моих военачальников. Даже из соседней комнаты выглянул Почиталин с младшими твороговыми. И тут «Акела» не должен промахнуться. Замахиваться на Казань сразу или подождать вестей от Хлопуши? Если город и вправду пуст, то…

Я попросил у Ивана карту, начал ее разглядывать.

– Вот что Тимофей Иванович – решился я – Ты бери 1-й оренбургский полк, десять пушек и с князем Уразовым двигайся на Бузулук. И далее на Самару. Иди тишком, рассылай дальние дозоры.

Дождавшись кивка Подурова, продолжил:

– А мы пойдем к Бугурусланской слободе. А дальше на Бугульму. Ежели там все гладко будет – то пощупаем и Казань за вымя.

Генералы и полковники заулыбались. Салават даже прищелкнул пальцами от удовольствия.

– Бачка-государь! – Юлаев поправил перевязь с саблей – А дозволь голову Кара в меду сохранить, да Катьке послать? Пущай порадуется подарку.

Мужчины засмеялись, Чика без разрешения разлил еще самогону.

– А ну, осади! – я отобрал у полковника штоф, убрал со стола – Знаю вас чертей. Сейчас накидаетесь и забузите. Голову похоронить! – я строго посмотрел на Юлаева – И более так не бедокурить! Не по-христиански сие.

Военачальники согласно вздохнули. Салават лишь пожал плечами – он-то не православный, а отрубать головы врагам ислам башкирам не запрещает.

Дальше в избу начали заходить есаулы с поручениями. Нашлась походная казна Корфа, был взят обоз с припасами. Все это требовало решений. Я давал какие-то приказания и даже наградил грустного Ефимовского золотой шпагой, что Иван нашел в багаже Кара. Бывший граф отказывался, но я прикрикнул на него:

– Николай Арнольдович! Я понимаю, что вы стояли в бою против своих. Но нынче мы все в одной лодке и вы тоже. Так что не стройте из себя оскорбленную девицу. Воевали хорошо, ваша рота была из лучших – я видел. Берите шпагу и гордитесь. Из поротых крестьян – солдат и граждан делаете!

Пока я беседовал с Ефимовским, полковники успели запеть казачью песню. Затянул первым к моему удивлению раскрасневшийся Подуров:

Как на Яике, на родной реке,
Собирались в круг все казаченьки.

Его зачин разом дружно подхватили. Одноглазый Мясников, широко разевая рот, рявкал своим басом оглушающе. Не утерпел и Почиталин. Он сунул студень на стол, тряхнул чубом и складно вплелся в песню таким высоким, почти женским голосом, что все посмотрели на него удивленно.