Русский бунт. Все смуты, мятежи, революции

Но можно ли уничтожить стремление к свободе? Даже если воспитывать людей с самого рождения как рабов? Оказалось вдруг, что – нет. События 16–18 веков показали, что, лишив людей возможности свободно говорить, можно добиться только одного – народ научится бунтовать молча.

В Москве теперь могли не волноваться. Последний очаг сопротивления уничтожен. Майдан уничтожен, отчаянные защитники свобод казнены, даже колокола, созывавшие непокорных граждан на вечевые площади, – и те вывезены в столицу. Отныне голос народа стал неслышен. Традиции диалога народа и власти оказались разрушенными по всей территории Московского государства.

Но можно ли уничтожить стремление к свободе? Даже если воспитывать людей с самого рождения как рабов? Оказалось вдруг, что – нет. События 16–18 веков показали, что, лишив людей возможности свободно говорить, можно добиться только одного – народ научится бунтовать молча.

Поскольку вече служило неплохим регулятором народных возмущений и позволяло быстро показать недовольство и быстро достичь результата, то «быстрые бунты» редко переходили в крупномасштабные и длительные акции. Когда же вечевые порядки оказались искоренены, само недовольство никуда не делось, но восстания стали единственной возможностью выплеснуть гнев, и стали они более яростными, почти всегда вооруженными, нередко идущими серией, превратились в крупномасштабные смуты и народные войны, то есть в то, что Пушкин поименовал «русским бунтом». Девизом этих сугубо русских бунтов стало: «Геть вас всех!»

Глава 2. Эпоха смут

Всенародная смута

В раннем русском Средневековье тогдашние смуты были явлением сугубо местным: если народ выходил на Торговище в Киеве, или же на вечевую площадь в Новгороде, или же к Святой Троице в Пскове, так дело и ограничивалось конкретно Киевом, Новгородом или Псковом. И уж ясно, что на киевские беды не откликнулся бы далекий Смоленск, а на тверские – даже ближайший Владимир. Но превращение земель с множеством центров и множеством интересов в страну с одним центром и одним интересом, то есть полное уничтожение даже намека на сепаратизм привело к тому, что бунт, вспыхнувший где-нибудь в вятской пятине, мог найти отклик в Рязани, а закон, принятый в Москве, возмутить жителей Новгорода и Пскова. И хуже того: огонь с одного Майдана легко мог перекинуться и на другой, готовый тут же подхватить эстафету.

В том-то и состоит «прелесть» сильной централизации – идеал, к которому стремилось Московское государство, – что хоть управлять таким государством и проще, чем разбитой на отсеки-княжества Киевской Русью, но уж если начнется в таком государстве бунт, то он легко охватит не Новгород, где начался, или ближний Псков, куда «передался», а все это государство целиком. Была бы только у этого бунта причина, которая равно волнует всех жителей страны.

Как это происходит сегодня, мы отлично видим. Стоило в конце 2013 года вспыхнуть киевскому Майдану, как общественное недовольство выплеснулось в Западной Украине – и пошли гореть администрации в западенских селах и городах, стали самостийно вооружаться местные парубки, и весь запад покрылся кострами Майданов, а потом заполыхала и вся Украина.

Конечно, в наши дни, с быстрой передачей информации и возможностью в тот же день оказаться в центре событий, пожар разгорается быстрее. Но и четыреста лет назад пламя с одного Майдана уже могло беспрепятственно передаться на другой и запалить все государство как динамитную шашку.

В том-то и состоит «прелесть» сильной централизации – идеал, к которому стремилось Московское государство, – что хоть управлять таким государством и проще, чем разбитой на отсеки-княжества Киевской Русью, но уж если начнется в таком государстве бунт, то он легко охватит не Новгород, где начался, или ближний Псков, куда «передался», а все это государство целиком. Была бы только у этого бунта причина, которая равно волнует всех жителей страны.