Русский быт в воспоминаниях современников

Во время масленицы этого года (1750) в одной из зал дворца построили по приказанию императрицы театр, на котором кадеты стали представлять русские трагедии Сумарокова. Среди этих кадетов был один, который отличался столько же своей игрой, сколько своей красивой наружностью: его голубые глаза на выкате бросали взгляды, способные вскружить головы не малого числа придворных дам. Сама императрица, по-видимому, занялась этой труппой и красивым Трувором — роль в трагедии «Синав». Ей вовсе не надоедало смотреть на представление этих трагедий, она сама заботилась о костюмах актеров; мы увидели, как на красивом Труворе появлялись один за другим все любимые ее цвета и все наряды, которые ей нравились. Она собственноручно их румянила, и можно было видеть, как эта труппа, вся разодетая, выходила из внутренних покоев Ее Величества, где они костюмировались, и выходила сейчас же на сцену. За последнюю неделю масленицы нас заставили прослушать девять трагедий. Признаюсь, Мельпомена меня одолевала скукой, и я очень часто зевала.

«Записки».

Екатерина II

ВЕСЕЛЬЕ И ЗАБОТЫ

(Из донесений 1755 г. Февраль — Апрель). Начиная с прошлой среды у нас не было менее трех маскарадных балов и одной оперы, и нет ни одного дня на этой неделе, который бы не был отмечен тем или иным развлечением. На будущей неделе начинается пост, когда все будут молиться и поститься; а спустя неделю полгорода, по обыкновению, будет больным от резкого перехода от жизни, полной удовольствий, к полному воздержанию; таким образом, с этого момента в течение трех недель нельзя ожидать, что будет употреблено в ход перо, бумага и чернила. Надеюсь, что после все пойдет лучше, так как не может же государыня проводить свою жизнь на коленях, и на смену придут другие развлечения.

Ничего не двигается. Это происходит от уменьшения кредита главного канцлера, или от возрастающего отвращения к делам у государыни, или оттого и другого, это вероятнее всего. Главный канцлер никогда не видит императрицу и никогда не говорит с ней в частности. Все делается письменно: главный канцлер адресует свои мемуары молодому фавориту Ивану Шувалову, который передает их государыне тогда, когда она в настроении заниматься делами…

Главный канцлер жалуется сам на такое положение вещей и на остановку в делах. Поступая таким образом, говорит он, они в глазах своих друзей и врагов роняют свою репутацию и кредит, но он не знает лекарства против этого; так после моего последнего донесения молодой фаворит, через руки которого проходят теперь все большие и малые дела, был очень болен, слишком переутомившись от этой вакхической жизни, которую вели здесь позапрошлую неделю. Таким образом, пока он совершенно не оправится, нечего и ждать, что императрица будет думать о каких-нибудь делах.

Нездоровье молодого фаворита перешло в ревматизм, который всецело теперь занял все заботы и мысли двора…

Правительство должно иметь при этом дворе министра в молодых годах, так как по здешнему мнению иностранный министр не должен пропускать ни приема при дворе, ни бала, ни маскарада, ни комедии, ни оперы или какого-либо другого публичного развлечения. По их взглядам это главный предмет его обязанностей. В моих годах я не могу вести подобный образ жизни, и я все-таки признаю, что это необходимо.

«Донесения».

«Русский двор сто лет тому назад»

Г. Диккенс

БЕСПОРЯДОЧНОСТЬ ЖИЗНИ ПРИ ДВОРЕ И СРЕДИ ДВОРЯНСТВА

При дворе в это время (1751 г.) был такой недостаток в мебели, что те же зеркала, кровати, стулья, столы и комоды, которые нам служили в Зимнем дворце, перевозились за нами в Летний дворец, а оттуда в Петергоф и даже следовали за нами в Москву. Билось и ломалось в переездах не малое количество этих вещей и в таком поломанном виде нам их и давали, так что трудно было ими пользоваться; так как нужно было особое приказание императрицы на получение новых вещей и большею частью трудно, а подчас и невозможно было до нее добраться, то я решила мало-по-малу покупать себе комоды, столы и самую необходимую мебель на собственные деньги, как для Зимнего, так и для Летнего дворца, и, когда мы переезжали из одного в другой, я находила у себя все, что мне было нужно, без хлопот и потерь при перевозке. Такой порядок полюбился великому князю; он завел такой же для своих покоев. Что касается Ораниенбаума, принадлежавшего великому князю, мы там имели за свой счет все, что нам было нужно. Для своих комнат в этом дворце я все покупала на свои деньги, во избежание всяких споров и затруднений, ибо Его Императорское Высочество, хотя и очень был мотоват на все свои прихоти, но жалел денег на все, что меня касалось, и вообще вовсе не был щедрым; но так как то, что я делала для своих комнат на собственный кошт, служило к украшению дома, то он был очень этим доволен…