Русский быт в воспоминаниях современников

Вставши рано по утру, еще до восхода солнечного, он почитывал полунощницу и утреню, вместе с любимым своим дьячком Яковом Дмитриевым. По окончании утренних правил, являлись к нему с докладами и рапортами дворецкий, клюшник, выборной и староста. Они обыкновенно входили и выходили по команде горничной девушки, испытанной честности, Пелагеи Петровны Воробьевой[40]). Прежде всего она произносила: во имя Отца, и Сына, и Св. Духа, а предстоящие отвечали: Аминь. Потом она уже говорила: входите, смотрите, тихо, смирно, бережно и опасно, с чистотою и с молитвою, с докладами и за приказами к барину нашему Государю, кланяйтесь низко Его боярской милости, и помните ж, смотрите, накрепко! Все в один голос отвечали: слышим, матушка. Вошедши в кабинет к барину, они кланялись до земли и говорили: здравия желаем, Государь наш! Здравствуйте, отвечал Барин, друзья мои испытанные и не мученные, не опытные и не наказанные. Эта была его всегдашняя поговорка. Ну! что? Все ли здорово, ребята, и благополучно ли у нас? На этот вопрос прежде всего отвечал, с низким поклоном дворецкой: в церкви святой, и ризнице честной, в доме вашем Господском, на конном дворе и скотном, в павлятнике и журавлятнике, везде в садах, на птичьих прудах и во всех местах, милостью Спасовою, все обстоит, Государь наш, Богом хранимо, благополучно и здорово. После дворецкого начинал свое донесение клюшник: в барских ваших погребах, амбарах и кладовых, сараях и овинах, улишниках и птичниках, на витчинницах и, сушильницах, милостью Господнею, находится, Государь наш, все в целости и сохранности, свежую воду ключевую из святого Григоровского колодца, по приказанию вашему Господскому, на пегой лошади привезли, в стеклянную бутыль налили, в деревянную кадку постановили, вокруг льдом обложили, извнутри, кругом призакрыли, и сверху камень навалили. Выборный доносил так: во всю ночь, Государь наш, вокруг вашего Боярского дому ходили, в колотушки стучали, в трещотки трещали, в ясак звенели и в доску гремели, в рожок, Сударь, по очереди трубили, и все четверо между собою громогласно говорили; ночные птицы не летали, странным голосом не кричали, молодых Господ не пугали, и барской замаски не клевали, на крыши не садились и на чердаке не возились. В заключение староста доносил: во всех четырех деревнях милостью Божиею, все состоит благополучно и здорово: крестьяне ваши Господские богатеют, скотина их здоровеет, четвероногие животные пасутся, домашние птицы несутся, на земле трясения неслыхали, и небесного явления невидали; кот Ванька[41]) и баба Зажигалка[42]) в Ртищеве проживают, и по приказу Вашему Боярскому невейку ежемесячно получают, о преступлении своем ежедневно воздыхают, и Вас, Государь наш, слезно умоляют, чтобы Вы гнев боярской на милость положили, и их бы виновных рабов своих простили. Выслушав донесение, Барин отпускал докладчиков, и ему приносили чай! Впереди обыкновенно шел один служитель с большим медным чайником с горячею водою, за ним другой нес большую железную жаровню с горячими угольями, шествие заключал выборный с веником, насаженным на длинной палке для обмахивания золы и пыли. Поставивши жаровню с горячими угольями на железный лист, а на нее медный чайник, и сотворивши молитву Иисусову, слуги тихо выходили. Барин посылал за старшим сыном своим Васильем, которого поднимали с постели. Напившись чаю, отправлялся к Литургии; в церкви стоял на особенном месте, и по переходам, поддерживаемый двумя лакеями, возвращался после Литургии домой. Тут подавали ему завтрак, и не много спустя он садился за обед со всем своим семейством. Всегда приглашаем был священник благословить обед, который нередко продолжался часа по три. Кушаньев считалось обыкновенно семь. Но число блюд доходило иногда до сорока и более. Для каждого кушанья был особый повар, и каждый из них в фартуке и белом колпаке приносил свое кушанье. Сервиз весь был оловянный; в праздники серебряный, а иногда и фарфоровый. Поставивши первые блюда, все семь поваров снимали колпаки и с низкими поклонами уходили за другими блюдами. Тут являлись 12 официантов, одетых в красные кафтаны кармазинного сукна с напудренными волосами и предлинными на шее белыми косынками. После обеда подавался десерт, называемый заедками; потом сам барин пил шоколад; обед кончался часу в 4-м перед вечером; ужина не было. Вскоре после обеда Василий Васильевич ложился спать до самого утра. Приготовления ко сну начинались приказом закрывать ставни; извнутри прочитывали молитву Иисусову: Господи Иисусе Христе Сыне, Боже наш! помилуй нас! — Аминь! — отвечали несколько голосов извне, и с этим словом, с ужасным стуком, закрывали ставни и засовывали железными болтами. Тут приходили дворецкий, клюшник выборный и староста. В кабинет к Барину допускался один дворецкий и отдавал уже прочим приказания. Приказ выборному был такой: слушайте приказ боярской: смотрите, всю ночь не спите, кругом барского дома ходите, колотушками громко стучите, в рожок трубите, в доску звоните, в трещетку трещите, в ясак ударяйте, по сторонам не зевайте и помните накрепко; чтобы птицы не летали, странным голосом не кричали, малых детей не пугали, барской за-маски не клевали, на крыше-б не садились и по чердакам не возились; смотрите-ж, ребята, помните накрепко! Слышим, был ответ. Старосте был приказ такой «скажите сотским и десятским, чтоб все они, от мала до велика, жителей хранили и строго соблюдали, обывателей от огня неусыпно сберегали-б, и глядели-б, и смотрели: нет ли где в деревнях Целееве, Медведках и Голявине смятения, не будет ли на реках Икше, Яхроме и Волчуше волнения, не увидете ли на небесах какого-нибудь странного явления, не услышите ли под собою ужасного землетрясения? Коли что такое случится, или диво какое приключится, о том бы сами не судили, и ничего-б такого не рядили, и в ту-б пору к Господину приходили, и все-б его милости боярской доносили, и помнили-б накрепко». Клюшнику отдавала приказ девица Воробьева: Барин Государь тебе приказал, чтоб ты провизию наблюдал, в Григорово[43]) лошадь отправлял, и святую воду принимал, в кадку поставьте, льдом окладите, кругом накройте и камнем навалите с чистотою и молитвою, людей облегчайте и скотов наблюдайте, по сторонам не зевайте и пустого не болтайте, и помните накрепко! Этим оканчивались приказания. Двери комнат запирала и отпирала обыкновенно Воробьева; ключи она относила к самому Барину, и, положа под изголовье, говорила: оставайтесь, Государь, с Иисусом Христом, почивайте, Сударь, под покровом Пресвятой Богородицы, Ангел хранитель пребудет над Вами, Государь мой. Потом отдавала приказ чередным сенным девицам: кошек-то[44]) смотрите, ничем не стучите, громко говорите, по ночам не спите, подслушников глядите, огонь потушите и помните накрепко! Прочитавши вечернее правило, Василий Васильевич ложился в постель и, крестясь, произносил: раб Божий ложится спать, на нем печать Христова и утверждение, Богородицына нерушимая стена и защищение Крестителева благословенная десница хранителя моего ангела всесильный и всемощный животворящий крест, бесплотных сил лики и всех святых молитвы; крестом ограждаюсь, демона прогоняю и всю силу его вражью искореняю, всегда ныне, и присно, и во веки веков. Аминь! Ночью в Новоспасском раздавался гром, звон, стук, свист, гам и крик, трещание и бегание от четырех чередовых и стольких же караульных. Если что-нибудь помешает заснуть Барину в первое время, то он уже не ложился спать и расстраивался на всю ночь. В таком случае он или начинал читать в слух свою любимую книгу жизнь Александра Македонского Квинта Курция, или садился в большие кресла, начинал качаться в них, поправляя волосы руками на обоих висках, закладывая их за уши и перебирая четки, произносил следующия слова, постепенно возвышая и понижая голос. Враг сатана, отгонись от меня в места пустые, в леса густые и в пропасти земные, иде же не пресещает светлица Божия! Враг сатана! отженись от меня, в места темные, в моря бездомные, безлюдные, иде же не присещает светлица Господня! Рожа окаянная, изыди от меня в тар тарары, изыде от меня, окаянная рожа, в ад кромешной и в пекло трисподнее, и к тому уже не вниди. Аминь! Аминь! Аминь! Глаголю тебе, рассыпься, растрекляте, растрепогане, растреокаянне! дую на тебя и плюю! Окончив заклинание, он вставал со стула, и начинал ходить взад и вперед по всем своим семи комнатам, постукивая колотушкою, или во всю ночь ходил с гусиным крылом обмахивать мнимую нечистоту сначала около себя, потом по всем комнатам. И если, сверх чаяния, находил где-нибудь пыль, то тотчас же курили росным ладоном и окропляли то место святою водою. Эти странности естественно поджигали любопытство, и многие подсматривали в щели, что делает Барин. Но и на этот случай приняты были меры. Сенные девушки начинали крик с различными прибаутками и приговорками, окачивали из верхнего окошка холодной водой подслушников, и Барин одобрял все эти поступки, приговаривая: по делом вору и мука, ништо им растреклятым! растрепоганым! растреокаянным! непытанным! немученным! и ненаказанным! топча обеими ногами и повторяя неоднократно одно и тоже. По всему видно, что он не мог забыть жестокие пытки бесчеловечного Бирона[45]).