Русский быт в воспоминаниях современников

По утру сошлись раньше обыкновенного в палату, и не нашли журнала о водке; из палаты — в уездное казначейство, где нашли, что казначей не только не получил в казну пошлин, положенных с каждого штофа по 10-ти копеек, но и повеления на то от палаты не имел. Прокурор, с прописанием всего, сообщил казенной палате и требовал, чтобы отобранная вчера печать была уничтожена, а на место ее сделана новая с надписью, в законе предписанною, и чтобы водка печатаема была при казенной палате, а не за городом. А от наместнического правления, и особо от губернатора, требовал письменно же, чтобы водка пропущена была в город, где он, прокурор, предоставляет себе открытие свойства и качества оной.

Не буйные ветры зашумели, не мутная лужа всколебалась, палатные члены всхорохорились. Натурально! Кому приятно быть пойману на преступлении должности.

Они бросились к губернатору,
К губернатору Черемисину,
И поют ему громогласную:
— Как матросы встарь на Неве реке,
На Васильевском славном острове
— «Ох ты, гой, еси, ты наш батюшка!
Нас поймали-то за воротами.
На печатанье водки хлебный,
Прокурор Семен и со стряпчими,
Как со стряпчими со губернскими.
Ты — ведь сам нам дал повеление,
Чтоб печатали за воротами.
Ты, отведавши водки графские,
Рек по книжному: «в снедь добра зело».
А теперь они нас крутят вертят».
Что возговорит Черемисинов:
«Ох вы, гой, еси, вы друзья мои,
Вы друзья мои, два зятья мои,
Позняков, Захар и Наркиз Вон-ляр,
А за ними уж и Бояринов.
Мы по всякой день за столом одним
За столом одним хлеб и соль ядим.
Не робейте вы и не думайте.
 Малорослого прокурора я,
Кулаком одним, как в мешке, сомну,
Целиковского рыжевласого
Толкачем столку на блины в муку.
Философа-та я Добрынина
Не пущу к себе и в переднюю.
Ой, жена моя Анна Ивановна!
Губернаторша расторопная,
Научи меня как судить рядить.
Мне не в первой раз тебя слушати
Твой совет всегда мне как новой чин.
Ах, как тягостно быть при должности,
Когда чувствуешь, что и туп и глуп».
Что возговорит ж на добрая,
Губернаторша расторопная:
«Ох, ты, гой, еси, удалой наш зять,
Удалой наш зять, ты Наркиз Вонляр,
Ты бери скорей перо острое.
Что очинено тобой в корпусе,
Пиши грамоту в Санкт-Петербург.
При дворе сидит добродетель наш,
Что наместником в Белоруссии,
Родной дядя твой Петр Богданович».
Не кавылушка — трава белая
Во чистом поле забелелася,
Загорелися ретивы сердца;
Прокурор Семен и со стряпчими,
В свою очередь, ну туда ж писать.

Надобно знать, что в царствование Екатерины Великой, государевы наместники в губерниях были сильны, потому что были в доверии; а доверие царское; для особ «природою почтенных, разумных и честных, искусством укрепленных», есть основанием к тому, чтоб они говорили языком истины; почему и сужду: полученное из Петербурга в могилевском наместническом правлении от генерал-губернатора Петра Богдановича Пассека, на посланные к нему от всех нас бумаги, предложение, копия с которого по ныне у меня уцелела, поместить здесь от слова до слова, дабы во-первых, не сделать сокращением недостатка в ясности дела; во-вторых, чтобы припомнить и повторить себе, какой имели тон главнокомандующие губерниями в благополучное царствование Екатерины Великой.

«Могилевскому наместническому правлению Предложение.