Русский быт в воспоминаниях современников

Правление рассуждая из допросов, что многие мачты уже в пути, а некоторые и в Риге, не остановило хода торговли, отослало допрошенных на мачты, для продолжения сплавки; а ригскому наместническому правлению сообщило о наложении ареста на все те мачты, о числе которых показали казенные поселяне во взятых с них в могилевской полиции, по указу наместнического правления, последовавшему на представление губернского казенных дел стряпчего, допросах. Нижнему земскому суду того уезда, в котором вырублены мачты, строжайше велено исследовать о количестве похищения, и в скорости отослать исследование в уездный суд, для законого течения и приговора — как будто нижний земский суд не ведал о публичном в его уезде воровстве.

Б., узнав беду, прискакал в Могилев, но отвращать ее было уже поздно. Ольшевский из Риги успел уже ему услужить уведомлением, что «арестованных мачт нельзя ни продать, ни заложить, а советуют ему, Ольшевскому, употребить крайний способ — потопить их в Двине, дабы не допустить до гнилости». — «Вот совет, — продолжает Ольшевский, — из которого прибыли ни на копейку, а беда еще впереди». Быковец сообщил мне это письмо в намерении упрека. Я ему отвечал: «кто из нас прежде солгал и обманул, тот и сам обманулся».

Исповедь кончилась, но чем кончилось дело о мачтах — верно сказать не могу, потому что вскоре последовала перемена престола, а с нею губернии Могилевская и Полоцкая соединены в одну Витебскую, куда и нам с Б. и другими, пал жребий службы переехать к должностям — о чем обстоятельнее скажется в 1796-м году.

В сей суматохе и мачтовое дело могло уничтожиться, или, может быть, один только Ольшевский воспользовался — если сохранил свою добычу, по наставлению, от согнития — и Б. ничего не досталось. Если же сие дело в Могилеве и в Риге попало в реестр нерешенных, то вероятно, что оно с другими подобными, по заведенному в некоторых присутственных местах славному порядку, вечно будет считаться в числе нерешенных, по силе всеобщего для смертных нравоучительного мнения: мы никогда не оканчиваем своих дел…

«Истинное повествование».

Г. Добрынин

ЧЕРНОМОРЬЕ ПРИ ЕКАТЕРИНЕ II

I.

Проходя раз, днем, по берегу Дуная, я заметил, что к нему подъезжала лодка с черноморскими казаками. Я остановился и без всяких мыслей поджидал, пока лодка пристанет к берегу. Лодка пристала; из нее вышел офицер с георгиевским крестом на груди; это был полковник Головатый — начальник пехоты черноморских казаков. В нем-то судьба указала мне впоследствии начальника моего, руководителя моей службы и всех последствий, от нее происшедших.

Головатый, поровнявшись со мною, спросил, что я за человек и что мне надобно? Я объявил ему, что дворянин, заехал в чужую сторону, не имею ни денег, ни хлеба, едва не умираю с голода, и желал бы поступить в службу. Он осмотрел меня — я был видный молодой человек, одет пристойно; спросил, откуда родом? Я отвечал: из местечка Ирклеева. «А, вражий сын, — сказал он, — ще и земляк!»

Потом, порасспросивши меня и узнавши, что я человек письменный, был секретарем в земском суде, — сказал:

— Таких хлопцев нам треба! Обожди, меня трохи, мне треба повидеться с панами.

Чрез два-три часа Головатый возвратился и взял меня с собою на лодку. Мы отправились к острову близь Браилова, где стояла черноморская флотилия из 50-ти или более лодок черноморских казаков. Тогда была война с Турциею и в отсутствие Потемкина командовал армиею князь Репнин. Это было в 17… году.

На утро Головатый приказал мне явиться в канцелярию его. Я пришел в канцелярию, представился управляющему канцеляриею, он велел мне сесть и писать…

На острове близь Галаца простояли мы до осени, а на осень вышли на твердую землю при реке Серете. Здесь выстроили землянки.

Осенние ночи были и сыры и холодны, при том же были и лихорадки на людях. По молодости и по непривычке к бивачной жизни, проводить такие ночи в землянке мне было трудно: ни постилки, ни укрыться было нечем; но, к счастью моему, меня знал провиантский чиновник, заведывающий хлебными магазинами; он позволил мне помещаться на ночь в провиантском магазине, и я, подостлавши один куль и укрывшись другим, проводил ночи, не страдая от стужи, и сила молодости придавала самый покойный сон!

Когда стояли мы еще на острове близь Галаца, — в это время приезжал для смотра черноморских лодок светлейший князь Потемкин, на яхте, и я видел его. С ним приезжала какая-то дама, которую называл он Катериною, — кажется, племянница его.