Русский частокол

Дедил неожиданно улыбнулся:

— А представь, Веденей, не объединились бы мы, не поставили бы городище, что с нашими родами стало бы?

— Да, — проговорил Кобяк, — стало бы то же, что и с остальными, кто попал под степняков. Да чего об этом говорить? Объединились ведь. Признаю, в том твоя заслуга великая.

— Светозара больше, он давно о том говорил.

— Знаешь, Заруба, — сказал Кобяк, — сейчас даже странно, что совсем недавно мы не могли поделить какой-то овраг и собачились друг с другом.

— А я и не думаю о том. Что было, то было. Мои мысли сейчас о бележах, покуда не уйдут они, не успокоюсь.

— Тогда остается ждать нашего Вавулу.

И вновь Дедил улыбнулся. Кобяк назвал сына «нашим». А ведь так оно и было. Вавула стал родным семье Кобяка, Ведана — семье Дедила. Скоро у них родятся дети, придет время — Вавула станет вождем, тогда все роды смешаются.

Он стал смотреть на лес. Пришла жена, Ольга.

— Не видать сына, Заруба?

Дедил обнял жену:

— Так скоро он не может вернуться.

— Почему одного Коваля не послал? Зачем сына-то?

— Затем, Ольга, что я пример всем.

Ольга вздохнула.

— Лучше простыми быть.

— Ты бы шла, жена, да разбиралась в доме. Солома, что загорелась, съехала, там, наверное, мусора полно.

— Там уже Ерема, Горян да Росана прибираются. Верхние бревна менять надо, под крышу новую.

— Вот и занимайся, а я городище пока обойду.

За работой прошел весь день. Дедил волновался, Кобяк предложил выслать еще десяток по следам Вавулы, но в это время со стены подал голос дозорный:

— Наши возвращаются!

Дедил с Кобяком кинулись смотреть. К берегу выходили посланные десятки. Впереди ехали Вавула и Коваль.

Заруба с Веденеем облегченно вздохнули:

— Добре. Теперь важно, что скажут десятники.

Плотами переправились к городищу. Коваль хлопнул товарища по плечу:

— Ступай к отцу сам, обскажи, а я — к Алене.

— Вместе за реку ходили, вместе и к вождю идти.

— Да ладно, Вавула, зачем это. Иди один.

К калитке вышли Дедил, Кобяк и Сергун.

Вождь обратился к сыну:

— Что скажешь, Вавула?

— Скажу, отец, что городище может жить покойно. Уж сколько — не ведаю, но покуда покойно. Бележи забрали обоз в лагере и пошли на юг. Проехали верст десять. К себе они пошли, отец.

— Ну и добре.

— Пойду к Ведане.

— Иди.

Вавула поклонился старейшинам и ушел.

Дедил проговорил ему вслед:

— Бележи ушли, но могут вернуться. Придут и другие: горцы, степняки или кочевники. Земли наши в покое не оставят. Глядишь, и бек заявится, дабы смыть свой позор. Посему треба нам ставить новую стену, до того углубить и расширить рвы, сделать ворота на все стороны. Работы много, до холодов надобно управиться. Чтобы спать спокойно да детишек растить.

Кобяк спросил:

— Новую стену на прежнем месте ставить будем?

— Да, не сдвигать же. А то не только до холодов, а и до следующего праздника Купалы не управимся. Но на столбы подбирать только дубы, их поджечь труднее.

— Лады.

— А сейчас, други, латаем городище, хороним чужаков, так же за Заледово, пусть лежат вместе, хоть и переправлять их придется. Своих хоронить по обряду, но тем уже волхвы занимаются. Живем, други! И никакой ворог нас не одолеет, если и далее едины будем.

— Твоя правда, — согласно закивали Веденей Кобяк и Тихомир Сергун, — в единстве сила!