Русский диссонанс. От Топорова и Уэльбека до Робины Куртин: беседы и прочтения, эссе, статьи, рецензии, интервью-рокировки, фишки

Н. Р.: Уф… ну что такое «молодой писатель», как не ангажированная мистификация, удобный пиар-ход? Есть писатели – и не. Но вот Анастасии Гостевой все удалось когда-то – ее даже перечитывала: в начале 2000-х она выстрелила такими ярчайшими романами, как «Притон просветленных» и «Travel агнец». Увы, потом надолго замолчала, хотя ее тексты талантливы, талантливы по-настоящему… Хочется читать еще и еще.

М. Б.: Над чем сейчас работаете, есть ли перспективы в виде книг?

Н. Р.: Готовы четыре сборника прозы. Один давно сверстан – имею в виду зависшую на два года в «Олимпе» книгу «Короткометражные чувства». Там, кстати, целая серия заморожена; авторский договор – лакмусовая бумажка буквопечатальщика. Ну а пятый сборник – «убойная» стихопроза и «безумные» верлибры.

М. Б.: Что говорят издатели?

Н. Р.: Они вежливы.

М. Б.: Будем надеяться, что книги все-таки выйдут… Ну а о чем мечтаете, чего вообще хотите добиться в литературе?

Н. Р.: Мечты имеют свойство сбываться, поэтому главное – намечтать правильно. «Неореалистичного» продюсера, скажем. Есть у меня некая «Штуковина» – пьеса для актуального (есть такой? нет? пусть будет) театра. Есть и сценарии. Но и спектакль, и кино состоятся лишь с режиссером, влюбленным в моих персонажей, – иначе зачем?.. «Фильм – это не сосиски, которые можно производить серийно»: де Лаурентис, подмигивая, машет мне рукой, и уезжает вместе с Феллини… Нужно просто «поставить» сон иначе.

02.12.2010

«Наталья Рубанова – моя любимая женщина» [Как это было]

Смиксованные отрывки из полузабытых мини-интервью, опубликованных когда-то в ныне не существующем радикально-феминистском альманахе: с вопросами о пресловутой «природе творчества» переносимся из 2020-х в самое начало 2010-х, когда в определенных кругах были популярны узкоспециализированные литальманахи, журналы и тематические книжные сборники, ну а печататься в них могли самые разные авторы – как разделяющие, так и просто принимающие, формально или эмпатийно, транслируемый «нестандартный» взгляд на отношения между людьми.

* * *

Вопрос:Кто для вас «Наталья Рубанова»?

Ответ: Наталья Рубанова[144] – моя любимая женщина. Циркачка еще та была, календарик-то до сих пор помню: помню и то, как впервые в жизни прочла по слогам отражение своего имени. Рассматривая чуть ли не с лупой пестрый костюм блистательной (без всяких переносных смыслов) однофамилицы – да вот же она, больше не существующая картинка! Выдвижным ящичкам памяти «привет-привет», – я хотела стать такой же, как она: читай, «отличной от других». И – да, непременно цирковой. В детстве я видела эту даму и на арене цирка… Отчасти так, верно, и вышло: превратившаяся в цирк жизнь – и то, что легко могло бы стать ею, – жизнь, вестимо, как текст, жизнь местами как чудо, – и делает «её» тем, что «она» есть.

Вопрос:Кого вы видите своим читателем?

Ответ: В первую очередь – своего продюсера: когда-нибудь он, возможно, материализуется на том или ином плане, и на штучный товар в виде моих книг, пьес и киносценариев найдется-таки штучный купец. А еще – всякого, кому интересен не только сюжет, но и степень «обжарки» слога. Того, кто кое-что понимает в пресловутом энергетическом посыле: той самой пушке, которая, стреляя, сносит башню в первую очередь самому автору, а потом уж всем остальным. Того, кто умеет дышать между строк – и собственно слов. Кому не интересен translit в отношениях: любых, абсолютно любых (сравните, скажем: «дружба» и «druʒba»). Того, кто спас однажды уличного звереныша. Наслаждался сонатами Скарлатти. Открывал в метро томик Бродского. Пересматривал на ноутбуке «Жизнь как чудо» и думал: тогда, в том кинозале, Кустурица пробрал больше… Ел, молился, любил: почему нет? Варил кашу из топора. Ну а когда вода подступала-таки к горлу, перечитывал Ежи Леца: «…выше голову!». Возможно, мой читатель – просто пустой сосуд, пускающий мыльные пузыри перед носом г-на Deus’а, возможно. А еще – да, мама: она уж точно читатель отменный.

Вопрос:Для чего вы на самом деле пишете?